шеалис, — сказал я.
Стена черного пламени шириной в полметра вспыхнула под ногами Алонсо. Но я не стал вкладывать в чары достаточно силы, и сын графа завалился вперед, опираясь на руки. Его ноги по колено рассыпались пеплом. От болевого шока толстяк даже не понял, что произошло, и, раскрыв рот, глупо хлопал глазами.
Общий вздох изумления я услышал краем уха. А потом сделал то, за что меня точно не будут любить братья Райога.
— Ченгер! Этот человек твой!
Демон явился на тренировочной площадке в клубах дыма и всполохах черных искр. Даже сквозь барьер присутствующие аристократы ощутили ужасающую ауру существа, жадно оскалившего пасть, полную острых зубов.
Алонсо обернулся назад, увидел, что случилось с его ногами, и завизжал.
— Сильный одаренный, это будет вкусно! — прорычал Ченгер, растопыривая пальцы с длинными черными когтями.
Затем демон сделал шаг вперед и мгновенно оказался рядом с покалеченным толстяком. Взяв его правой рукой за редкие волосюшки на голове, Ченгер вырвал когтями ему кадык.
Бьющий по ушам визг прервался, перейдя на хрип и бульканье. Я сложил руки на груди и спокойно смотрел, как демон на глазах толпы высшей аристократии по клочкам пожирает еще живого и дергающегося Алонсо.
Вряд ли кто-то прямо сейчас осознает, что Алонсо не светит никакого посмертия. Его дар и душа стали пищей для демона, и сущность графского сына просто перестала быть. Но братья Райога обязаны знать подобные вещи, а среди толпы наблюдателей хотя бы один из них присутствовать должен, это все-таки королевский дворец.
Ченгер поднялся на ноги, демонстративно облизывая окровавленную пасть длинным змеиным языком.
— Возвращайся туда, откуда явился, — приказал я, делая быстрый жест.
И никому не нужно знать, что вернется он в гостевые покои, где до этого пил и валялся на диване. Демоны должны быть страшными, а не чесать пузо, лежа на кушетке.
— Алонсо Рейнхард мертв, — провозгласил принц, взяв себя в руки и глядя на меня с отвращением. — Победил Киррэл Шварцмаркт, барон Чернотопья.
В воцарившейся тишине радостный визг Агнесс показался мне кощунственным. Баронесса хлопала в ладоши и слегка привставала на носочках. Уверен, если бы не титул, она бы сейчас запрыгала на месте.
— Я знала! Я знала, что ты победишь! — затараторила она, быстро успокаиваясь и спешно приглаживая якобы растрепавшиеся волосы. — Ваша милость, теперь я с чистым сердцем принимаю ваше предложение! Такой сильный защитник — то, что нужно Равентурму!
Я медленно обернулся к ней, заметив мерзкую усмешку принца. Генрих был рад, что мне не удалось отделаться от навязанной невесты. Хоть так, но королевский род мне отомстил.
Здесь присутствует весь цвет аристократии. Придворные, слуги, даже магистр ордена. На секунду у меня мелькнула мысль скормить их всех Ченгеру, и в первую очередь пожертвовать Агнесс.
Но потом я выдохнул успокаиваясь.
— К сожалению, я более не могу считаться вашим женихом, ваша милость, — с сожалением, которого не чувствовал, произнес я. — С этого момента у меня будет больше врагов, чем у кого бы то ни было в Крэланде. Я не имею права подвергать вас такой опасности.
Принц скрипнул зубами так громко, что даже ропот аристократов, оттаявших после расправы над Алонсо, не помешал его расслышать.
— Вы хотите сказать, что приказ королевского рода ничего не значит, барон? — процедил Генрих.
— Я сказал то, что и без того всем известно, ваше высочество. Но в отличие от ваших лизоблюдов, никогда в бою не бывавших, у меня хватает смелости предупредить ваш клан о грозящей ему опасности. Пример Тамины Равендорф доказал, что без поддержки Аркейна ни один даже самый защищенный род королевства больше не может чувствовать себя в безопасности. А я известный враг культа Хибы, и именно мне захотят отомстить его последователи.
Шокирующая речь, заставившая принца подавиться заготовленными словами. Оскорбляющая присутствующих аристократов до глубины души. Но я могу себе позволить называть вещи своими именами, и пепел от ног Рейнхарда это доказывает.
— Я знаю, что ты здесь, тварь, продавшаяся Хибе! — обведя взглядом высший свет королевства, произнес я. — Знай, я найду тебя и скормлю демонам. Ваши поделки — просто смехотворны. Они ничто перед мощью настоящих детей Марханы. И скоро ты прочувствуешь это на своей шкуре. Так что бойся, мразь, барон Чернотопья идет за твоей душой!
Цирк да и только, но судя по лицам собравшихся аристократов, их постигло настоящее озарение. И я впервые подумал, что обстоятельства нападения на особняк могли и не афишировать. Теперь же…
Я взглянул на выжженное пятно, оставшееся на площадке. Алонсо ведь не мог бы дураком, он же входил в свиту принца, а там дурных не держат.
Могли ли Равены скрыть, что защита не сработала вовсе? Могли они хранить в тайне, что темная магия проходит любые светлые защиты? Конечно, могли. Уж очень большой соблазн для оппозиционеров — найти согласного поработать на сторону темного, чтобы обзавестись оружием против самого короля.
— Что же ты наделал, идиот, — услышал я злобный шепот Генриха.
— Мальчик прав!
Вперед выступил доселе молчавший Марцин. Старик опирался на трость, но при этом держался намного увереннее аристократов.
— Но ведь тогда… — раздался чей-то голос из толпы высокородных поменьше, которым не нашлось места на лавках.
— По праву магистра ордена Аркейн я объявляю, что королевство Крэланд отныне под протекторатом. В скором времени всем вам станут доступны наши защитные артефакты, — поднял он руку, призывая окружающих к тишине. — Все наши анклавы прямо сейчас переходят на режим повышенной готовности. Каждый искоренитель с этого момента действует по праву ордена и может вмешаться в любое дело, как велит закон о применении запрещенной магии. Любое оказанное неподчинение будет рассматриваться как попытка сопротивления, и такие люди будут уничтожаться на месте, как того велит закон.
Я молча смотрел на принца. Генрих бледнел с каждым словом, будто уже ощущал кинжалы политических противников в своей спине.
А вот Агнесс оставалась равнодушна, будто происходящее ее не касается. Впрочем, кому она нужна, если наступают темные времена, и смута будет завязана вокруг престола. Маленькую башенку Равентурма просто не имеет смысла захватывать.
Марцин продолжал говорить, словно по бумажке зачитывал. И аристократы, оказавшиеся на этой смехотворной дуэли, слушали его без единого возражения. Они могли не любить орден, могли презирать самого Вагнера. Но спорить со всем Аркейном у них кишка тонка, и посильнее рода вырезали.
— А теперь, ваше высочество, я забираю своего студента, — закончив речь, объявил Марцин. — Господа, дамы.
Магистр поклонился, насколько было возможно с хромой ногой, и махнул мне рукой. Я не стал спорить и позволил себя увести.
