Я пробежала глазами еще пару страниц. Не думаю, что меня сильно заботило, кто убил сэра Магнуса Пая. Во всяком случае, не в тот момент. Но я точно знала, что ищу, и точно нашла, во второй части последней главы.
Ему не потребовалось много времени, чтобы написать письмо. Дорогой Джеймс!
Когда Вы это прочтете, все будет уже кончено. Простите, что не предупредил Вас раньше, не удостоил своим доверием, но я убежден, что со временем Вы все поймете.
Есть кое-какие мои записки, Вы найдете их в столе. Они касаются состояния моего здоровья и принятого мною решения. Хочу подчеркнуть, что поставленный врачом диагноз ясен, и для меня надежды на избавление нет. Смерти я не боюсь. Меня тешит мысль, что мое имя запомнят.
Я успела дочитать до этого места, когда с порога раздался голос:
— Сьюзен, ты что тут делаешь?!
Подняв голову, я увидела Чарльза Клоувера. Так вот кто шумел на лестнице. Он был одет в вельветовые брюки и мешковатый свитер, поверх которого набросил плащ. Вид у него был усталый.
— Я нашла пропавшие главы, — сказала я.
— Да, это я вижу.
Повисла долгая пауза. Часы показывали всего половину седьмого, но казалось, что уже гораздо позже. С улицы не доносилось шума машин.
— Почему ты здесь? — спросила я.
— Хочу взять отпуск на несколько дней. Пришел доделать кое-какие дела.
— Как Лора?
— У нее мальчик. Назвали Джорджем.
— Красивое имя.
— И мне так кажется.
Он вошел в кабинет и опустился в одно из кресел. Я стояла за его столом, так что мы как будто поменялись местами.
— Я могу объяснить, почему спрятал страницы, — начал Чарльз. Я понимала, что он уже подыскивает оправдание и что оно в любом случае будет ложью.
— Нет нужды, — ответила я. — Я уже все знаю.
— Правда?
— Я знаю, что ты убил Алана Конвея. И знаю из-за чего.
— Почему бы нам не присесть? — Он махнул рукой в сторону буфета с напитками. — Может, выпьешь чего-нибудь?
— Спасибо.
Я взяла бутылку и налила два стакана виски. Я была рада, что Чарльз облегчил мне задачу. Мы двое очень давно знали друг друга, и я решила, что нам следует уладить все, как подобает цивилизованным людям. Но пока не знала, какой следующий шаг предпринять. Я исходила из того, что Чарльз позвонит суперинтенданту Локку и сдастся.
Подав ему выпивку, я села напротив.
— Как полагаю, по традиции ты расскажешь мне, что произошло, — сказал он. — Хотя можем поступить и наоборот. Как предпочитаешь.
— Ты намерен отрицать?
— Насколько я вижу, это совершенно бессмысленно. Ты нашла страницы.
— Тебе следовало понадежнее их припрятать.
— Не думал, что ты станешь их искать. Должен признаться, я был очень удивлен, застав тебя в моем кабинете.
— Меня твое появление тоже удивило.
Он иронично поднял стакан. Передо мной сидел мой босс, мой наставник. Дедушка. Крестный отец. Я поверить не могла, что мы ведем такой разговор. И тем не менее я начала... Пусть не так, как мне того хотелось, но я примерила наконец на себя шляпу сыщика, а не редактора.
— Алан Конвей ненавидел Аттикуса Пюнда, — сказала я. — Он считал себя великим писателем: Салманом Рушди, Дэвидом Митчеллом — кем-то, кого люди воспринимают всерьез, тогда как вынужден был строчить низкопробные детективчики. Они принесли ему состояние, но он их презирал. Роман, который он тебе показал, «Скольжение» — вот что ему на самом деле хотелось писать.
— Роман ужасный.
— Знаю. — Чарльз удивился, поэтому мне пришлось пояснить. — Я нашла рукопись в его кабинете и прочитала. Целиком с тобой согласна. Текст вторичный и никуда не годный. Но он был о чем-то. Выражал взгляды автора на общество, описывал, как прежние ценности образованных классов разлагаются и как без них вся страна соскальзывает в своего рода моральную и культурную пропасть. Таков был большой постулат Алана. И он просто не способен был понять, что роман не издадут и не станут читать, потому что он плох. Конвей верил, что призван писать именно такие произведения, и проклинал Аттикуса Пюнда, отвлекающего его от основной задачи. Тебе известно, что это Мелисса первая предложила ему написать детектив?
— Нет. Она мне не говорила.
— Вот одна из причин, по которой он с ней развелся.
— Эти книги сделали его богачом.
— Ему это было не важно. У него был миллион фунтов. Потом десять миллионов. Он мог получить и сто миллионов. Они не давали ему того, чего хотел он: уважения, звания великого писателя. Как ни странно это звучит, Алан не единственный. Вспомни Яна Флеминга или Конан Дойла. Или даже Алана Александра Милна! Милн терпеть не мог Винни-Пуха именно потому, что тот оказался таким успешным. Но большая разница в том, что Алан ненавидел Пюнда с самого начала. У него никогда не было желания писать про Пюнда, и, прославившись он не чаял, как от него избавиться.
— Хочешь сказать, я убил Алана, потому что он не хотел продолжать серию?
— Нет, Чарльз. — Покопавшись в сумочке, я достала пачку сигарет. К черту офисные правила, мы тут про убийство говорим. — До причины убийства мы доберемся чуть позже. Прежде всего я хочу рассказать тебе, как это произошло, а также как ты себя выдал.
— Почему бы нам не начать именно с этого, Сьюзен? Мне не терпится узнать.
— Как ты себя выдал? Самое интересное, я прекрасно помню, когда это случилось. У меня словно тревожный звонок зазвенел в голове, вот только выводов я не сделала. Наверное, потому, что даже представить тебя не могла в роли убийцы. Продолжала считать, что ты последний хотел бы видеть Алана мертвым.
— Продолжай.
— Так вот, когда мы сидели у тебя в кабинете, в тот день, когда пришла весть о самоубийстве Алана, ты обмолвился, что уже полгода не был во Фрамлингеме, с апреля или марта. То была вполне объяснимая ложь. Ты пытался дистанцироваться от места преступления. Вот только когда мы ехали на похороны, ты предупредил меня, что нужно свернуть на другое шоссе, чтобы избежать дорожных работ под Эрл-Сохем. А работы там только начались — мне об этом Марк Редмонд сказал. И знать об этом ты мог, только если сам недавно был там. Ты проезжал через Эрл-Сохем утром в воскресенье, когда убил Алана.
Чарльз обдумал мои слова и немного грустно улыбнулся:
— Знаешь, как раз что-то такое Алан мог вставить в одну из своих книг.
— Думаю, да.
— Я бы не отказался от еще глоточка виски, если ты не против.
Я налила ему и немного себе. Мне нужно было сохранить трезвость мысли, но «Гленморанджи» уж очень хорошо шел под сигарету.
— Алан не передавал тебе рукописи «Английских сорочьих убийств» в клубе «Плющ», — продолжила я. — На самом деле она пришла по почте во вторник, двадцать пятого августа. Джемайма вскрыла конверт и увидела ее. Ты, видимо, прочитал книгу в тот же день.
