Подав ему выпивку, я села напротив.
— Как полагаю, по традиции ты расскажешь мне, что произошло, — сказал он. — Хотя можем поступить и наоборот. Как предпочитаешь.
— Ты намерен отрицать?
— Насколько я вижу, это совершенно бессмысленно. Ты нашла страницы.
— Тебе следовало понадежнее их припрятать.
— Не думал, что ты станешь их искать. Должен признаться, я был очень удивлен, застав тебя в моем кабинете.
— Меня твое появление тоже удивило.
Он иронично поднял стакан. Передо мной сидел мой босс, мой наставник. Дедушка. Крестный отец. Я поверить не могла, что мы ведем такой разговор. И тем не менее я начала... Пусть не так, как мне того хотелось, но я примерила наконец на себя шляпу сыщика, а не редактора.
— Алан Конвей ненавидел Аттикуса Пюнда, — сказала я. — Он считал себя великим писателем: Салманом Рушди, Дэвидом Митчеллом — кем-то, кого люди воспринимают всерьез, тогда как вынужден был строчить низкопробные детективчики. Они принесли ему состояние, но он их презирал. Роман, который он тебе показал, «Скольжение» — вот что ему на самом деле хотелось писать.
— Роман ужасный.
— Знаю. — Чарльз удивился, поэтому мне пришлось пояснить. — Я нашла рукопись в его кабинете и прочитала. Целиком с тобой согласна. Текст вторичный и никуда не годный. Но он был о чем-то. Выражал взгляды автора на общество, описывал, как прежние ценности образованных классов разлагаются и как без них вся страна соскальзывает в своего рода моральную и культурную пропасть. Таков был большой постулат Алана. И он просто не способен был понять, что роман не издадут и не станут читать, потому что он плох. Конвей верил, что призван писать именно такие произведения, и проклинал Аттикуса Пюнда, отвлекающего его от основной задачи. Тебе известно, что это Мелисса первая предложила ему написать детектив?
— Нет. Она мне не говорила.
— Вот одна из причин, по которой он с ней развелся.
— Эти книги сделали его богачом.
— Ему это было не важно. У него был миллион фунтов. Потом десять миллионов. Он мог получить и сто миллионов. Они не давали ему того, чего хотел он: уважения, звания великого писателя. Как ни странно это звучит, Алан не единственный. Вспомни Яна Флеминга или Конан Дойла. Или даже Алана Александра Милна! Милн терпеть не мог Винни-Пуха именно потому, что тот оказался таким успешным. Но большая разница в том, что Алан ненавидел Пюнда с самого начала. У него никогда не было желания писать про Пюнда, и, прославившись он не чаял, как от него избавиться.
— Хочешь сказать, я убил Алана, потому что он не хотел продолжать серию?
— Нет, Чарльз. — Покопавшись в сумочке, я достала пачку сигарет. К черту офисные правила, мы тут про убийство говорим. — До причины убийства мы доберемся чуть позже. Прежде всего я хочу рассказать тебе, как это произошло, а также как ты себя выдал.
— Почему бы нам не начать именно с этого, Сьюзен? Мне не терпится узнать.
— Как ты себя выдал? Самое интересное, я прекрасно помню, когда это случилось. У меня словно тревожный звонок зазвенел в голове, вот только выводов я не сделала. Наверное, потому, что даже представить тебя не могла в роли убийцы. Продолжала считать, что ты последний хотел бы видеть Алана мертвым.
— Продолжай.
— Так вот, когда мы сидели у тебя в кабинете, в тот день, когда пришла весть о самоубийстве Алана, ты обмолвился, что уже полгода не был во Фрамлингеме, с апреля или марта. То была вполне объяснимая ложь. Ты пытался дистанцироваться от места преступления. Вот только когда мы ехали на похороны, ты предупредил меня, что нужно свернуть на другое шоссе, чтобы избежать дорожных работ под Эрл-Сохем. А работы там только начались — мне об этом Марк Редмонд сказал. И знать об этом ты мог, только если сам недавно был там. Ты проезжал через Эрл-Сохем утром в воскресенье, когда убил Алана.
Чарльз обдумал мои слова и немного грустно улыбнулся:
— Знаешь, как раз что-то такое Алан мог вставить в одну из своих книг.
— Думаю, да.
— Я бы не отказался от еще глоточка виски, если ты не против.
Я налила ему и немного себе. Мне нужно было сохранить трезвость мысли, но «Гленморанджи» уж очень хорошо шел под сигарету.
— Алан не передавал тебе рукописи «Английских сорочьих убийств» в клубе «Плющ», — продолжила я. — На самом деле она пришла по почте во вторник, двадцать пятого августа. Джемайма вскрыла конверт и увидела ее. Ты, видимо, прочитал книгу в тот же день.
— Закончил в среду.
— В четверг вечером ты ужинал с Аланом. Он был уже в Лондоне, так как во второй половине дня ходил на прием к своему лечащему врачу, Шейле Беннет. Ее инициалы обозначены в его ежедневнике. Не знаю, тогда ли она сообщила ему скверную новость, что его рак неоперабелен? Трудно представить, какие мысли носились в его голове, пока он сидел с тобой, но вечер этот, естественно, был тяжким для вас обоих. После ужина Алан вернулся в свою лондонскую квартиру, а на следующий день написал тебе письмо, извиняясь за поведение накануне. Датировано оно было двадцать восьмым августа, то есть пятницей, и по моей догадке, от руки. К письму я вернусь через минуту, просто мне хочется выстроить всех своих уточек в ряд.
— Временные линии, Сьюзен. Ты всегда была сильна в этом.
— Ты подстроил ситуацию с разлитым кофе и уволил Джемайму в пятницу утром. Она ни в чем не была виновата, но ты уже обдумывал убийство Алана. Ты хотел придать ему вид суицида, но это могло сработать, только если ты не читал «Английские сорочьи убийства». Джемайма же лично вручила тебе роман парой дней ранее. Да и письмо Алана могла увидеть. Ты знал, что в пятницу вечером я возвращаюсь из Дублина, и было крайне важно не дать мне и Джемайме встретиться. Я должна была пребывать в уверенности, что выходные ты проводишь дома, за чтением «Английских сорочьих убийств». Как и я сама. Это было твое алиби. Но, что было не менее важно, у тебя не должно было быть причины убивать Алана.
— Причину ты пока так и не назвала.
— Назову. — Откупорив стоявшую на столе бутылочку с чернилами, я воспользовалась ею как пепельницей. Виски приятно согревал желудок, придавая храбрости продолжать. — Во Фрамлингем Алан вернулся в пятницу вечером или в субботу утром. Ты наверняка знал, что он порвал с Джеймсом, и рассчитывал застать его в доме одного. Ты приехал в воскресенье утром, но, прибыв, заметил, что с ним кто-то есть наверху, на башне. Это был Джон Уайт, его сосед. Ты оставил машину за кустами, где ее не было видно, — я заметила следы шин, когда была там, — и стал наблюдать за происходящим. Между теми двумя произошла ссора, обернувшаяся схваткой, и ты сфотографировал, как они борются, — вдруг пригодится. И пригодилось, а, Чарльз? Когда я поделилась с тобой своей уверенностью, что Алана убили, ты послал мне фото, чтобы направить на ложный след. Но убил его не Уайт. Он ушел, а ты смотрел, как он спешит к своему дому по короткой дорожке, через лесок. Тогда ты принялся за дело. Вошел в дом. Алан, видимо, решил, что ты приехал продолжить разговор, начатый в клубе «Плющ». Он пригласил тебя позавтракать с ним на башне. Или это ты уговорил его подняться туда. Как тебе это удалось, не так важно. Главное в том, что, улучив момент, когда Конвей повернулся к тебе спиной, ты его столкнул. Но это было не все. Убив Алана, ты спустился в его кабинет, ведь ты читал «Английские сорочьи убийства» и точно знал, что ищешь. Это был настоящий подарок! Предсмертное письмо, написанное собственной рукой Алана! Нам обоим известно, что первый черновик Алан всегда писал от руки. В твоем распоряжении имелось письмо, переданное в пятницу утром. Но в книге имелось другое письмо, и ты сообразил, что можешь воспользоваться им. Мне в самом деле хочется пнуть себя под зад — я проработала редактором двадцать лет, а это было, наверное, единственное преступление, раскрыть которое мог только редактор. Я знала, что в предсмертной записке Алана что-то не так, но не могла понять, что именно. Теперь поняла. Первую и вторую страницы Алан написал в пятницу утром. А вот третья, та самая, где содержится намек на его желание покончить с собой, взята из книги. С нее звучит не голос Алана. Никаких жаргонных словечек или крепких выражений. Она сдержанная, слегка стилизованная, словно ее сочинил человек, для которого английский — второй язык... «...Для меня надежды на избавление нет». «...В надежде на то, что Вы доведете до конца работу над моей книгой...» Это не письмо Алана к тебе. Это письмо Пюнда к Джеймсу Фрейзеру, а книга, о которой идет речь, не «Английские сорочьи убийства», а «Ландшафт криминалистического расследования». Тебе неслыханно повезло. Не знаю, что именно Алан написал тебе, но новая страница, ставшая третьей, подошла идеально. Однако тебе пришлось отрезать кусочек наверху. Не хватает одной строчки, где написано «Дорогой Джеймс». Я могла бы догадаться об этом, если бы измерила страницы, но, увы, мне это не пришло в голову. И там было кое-что еще. С целью дополнить иллюзию того, что все четыре страницы принадлежат единому целому, ты расставил номера в верхнем правом углу. Присмотрись я повнимательнее, то могла бы заметить, что цифры немного темнее букв. Ты использовал другую ручку. В остальном же подделка была совершенной. Чтобы смерть Алана сошла за самоубийство, тебе требовалась предсмертная записка, и ты ее получил. Но ее требовалось еще передать. Письмо с извинениями за ужин, которое Алан отправил тебе, на самом деле принес курьер. Тебе же следовало создать видимость, будто оно пришло из Ипсуича. Ответ оказался прост. Ты нашел старый конверт — как понимаю, один из тех, что Алан отправлял тебе раньше, и сунул в него поддельную предсмертную записку. Ты исходил из того, что конвертом всерьез заниматься никто не станет. Важно само письмо . Но вышло так, что я подметила две особенности. Конверт был разорван. Видимо, ты намеренно повредил штемпель, чтобы скрыть дату. Но самое главное, письмо было написано от руки, а адрес на конверте напечатан. Это с точностью до наоборот отражало события из «Английских сорочьих убийств» и потому засело у меня в голове. Теперь давай перейдем к сути дела. Ты использовал часть письма, написанного Аттикусом Пюндом, и вот незадача — если твой план сработает, оригинал никто не должен увидеть. Если кто-то прочтет его и сложит два и два, вся теория о самоубийстве рухнет. Вот почему последние главы должны были исчезнуть. Признаюсь, я была озадачена, когда ты не откликнулся с энтузиазмом на мое предложение поехать во Фрамлингем поискать пропажу, но теперь я понимаю, почему ты не хотел, чтобы главы нашли. Ты изъял рукописные страницы. Забрал блокноты Алана. Очистил жесткий диск его компьютера. Это означало, что девятой книги серии не будет или же выход ее задержится до той поры, когда кто-то ее закончит. Но ты был согласен заплатить эту цену.
