[18] Артур Нильсен (1897-1980) — американский маркетолог, создавший корпорацию «Nielsen», которая проводит медиаизмерения и маркетинговые исследования в разных сегментах рынка.
Страница 3
Когда Вы это прочтете, все уже будет кончено. Простите, что не предупредил Вас раньше, не удостоил своим доверием, но я убежден, что со временем Вы всё поймете.
Есть кое-какие мои записки, Вы найдете их в столе. Они касаются состояния моего здоровья и принятого мною решения. Хочу подчеркнуть, что поставленный врачом диагноз ясен, и для меня надежды на избавление нет. Смерти я не боюсь. Меня тешит мысль, что мое имя запомнят.
Я достиг в жизни большого успеха, наслаждался им достаточно долго. Вам предстоит узнать, что в завещание я включил маленький пункт, касающийся Вас. Я сделал это отчасти в благодарность за многолетнее сотрудничество, но также в надежде на то, что Вы доведете до конца работу над моей книгой и подготовите ее к публикации. Вы теперь единственный ее опекун, но я уверен, что в Ваших руках с ней все будет хорошо.
В остальном же немного найдется людей, желающих меня оплакать. Сирот я после себя не оставляю. Готовясь покинуть этот мир, я чувствую, что хорошо распорядился отпущенным мне временем, и надеюсь, что меня будут помнить за успехи, которых мы с Вами добились совместно.
Страница 4
Это было самое настоящее приключение, не так ли? (Почему бы не перечитать «Скольжение», просто ради старых добрых времен?) Не держите на меня зла. Вспомните обо всех деньгах, которые Вы заработали. И вот оно, мое любимое слово:
Конец.
Как всегда,
Алан
— Пришло этим утром? — спросила я.
— Да. Как тебе известно, мы с ним вдвоем ужинали в четверг вечером. Я пригласил его в клуб при ресторане «Плющ». Письмо датировано двадцать восьмым августа, то есть следующим днем. Должно быть, он написал его, как только вернулся домой.
У Алана имелась в Лондоне квартира в Фицровии. Видимо, он переночевал там, а на следующее утро сел на поезд на Ливерпуль-стрит.
— Что такое «Скольжение»? — осведомилась я.
— Книга, которую Алан написал не так давно.
— Ты ее никогда мне не показывал.
— Честно говоря, не думал, что она тебя заинтересует. Это не детектив. Нечто более серьезное, своего рода сатира на Британию двадцать первого века, действие происходит в старинной усадьбе.
— Мне все равно хотелось бы взглянуть.
— Поверь мне, Сьюзен, только время потеряешь. У меня даже в мыслях нет издавать ее.
— Ты сообщил об этом Алану?
— Не в такой пространной форме. Сказал только, что она не подходит нам по тематике — старый издательский эвфемизм. Нельзя же сказать самому успешному твоему автору, что его новая книга совсем не супер.
Некоторое время мы молчали. Под столом заворочалась и зевнула собака.
— Это письмо самоубийцы, — сказала я.
— Да.
— Нам следует передать его полицейским.
— Согласен. Собираюсь позвонить им.
— Ты не знал о его болезни?
— Даже не догадывался. Он никогда не говорил со мной об этом и в четверг не намекнул ни единым словом. Мы ужинали. Он передал мне рукопись. Был очень возбужден. Заявил, что это лучшее из его произведений.
Меня там не было, и я пишу это после того, как все случилось, но вот что рассказал мне Чарльз. Алан Конвей обещал сдать «Английские сорочьи убийства» к концу года и, в отличие от большинства авторов, с которыми мне доводилось работать, писал очень быстро. Об ужине договорились за несколько недель, и, кстати, он не случайно был организован в мое отсутствие. Я с Аланом не ладила по причинам, о которых речь пойдет позже. Он встретился с Чарльзом в «Плюще» — не в ресторане, а в закрытом частном клубе, расположенном вблизи Кембридж-Сёркус. На втором этаже там бар с живой музыкой, а над ним ресторанчик с зеркальными окнами, не позволяющими заглянуть внутрь. Или, если уж на то пошло, посмотреть наружу. Сюда заходило немало знаменитостей, такое местечко было из тех, что по вкусу Алану. Чарльз забронировал свой привычный столик слева от входа, рядом с книжным шкафом у стены. Декорации не хуже, чем в театре. Стоит отметить, что театры «Сент-Мартин» и «Амбассадор», бесчисленное количество раз ставившие «Мышеловку», оба располагаются чуть дальше по улице.
Начали они с больших коктейлей с мартини, которым знаменит клуб. Поболтали о разном: о семье и друзьях, о Лондоне, Суффолке, о книготорговле, обменялись слухами, что продается, а что нет. Они выбрали еду, и так как Алан любил дорогие вина, Чарльз польстил ему, заказав бутылку «Жевре-Шамбертен Гран-Крю», большую часть которой выпил Конвей. Мне не составляло труда вообразить, как по мере угощения писатель становится все более шумным и словоохотливым. У него всегда имелась склонность выпить лишнего. Подали первую смену блюд. Покончив с ней, Алан извлек рукопись из кожаной сумки, которую всегда таскал при себе.
— Я был очень удивлен, — сказал мне Чарльз. — Я ожидал получить книгу месяца через два.
— Ты в курсе, что мой экземпляр неполный? — спросила я. — Не хватает последних глав.
— Мой тоже. Я как раз дочитывал, когда ты вошла.
— Он что-то сказал? — Мне было интересно, сделал ли это Алан преднамеренно. Возможно, хотел заставить Чарльза поломать голову над концовкой, прежде чем открыть ее.
Чарльз задумался.
— Нет. Только расхвалил книгу и передал мне.
Интересно. Алан Конвей, должно быть, считал, что все главы на месте. Иначе наверняка объяснил бы свой поступок.
Получив новый текст, Чарльз обрадовался, излив чувства в ожидаемых репликах. Он пообещал Алану прочитать книгу за выходные. К несчастью, после этого вечера события приняли дурной оборот.
— Не знаю, что произошло, — продолжил свой рассказ Чарльз. — Мы заговорили о названии. Я сказал, что оно мне не очень нравится. А ты знаешь, каким вспыльчивым бывал Алан. Возможно, глупо с моей стороны было поднимать эту тему прямо тогда. Пока мы разговаривали, произошел весьма странный инцидент. Официант уронил стопку тарелок. Полагаю, это может случиться где угодно, но клуб — такое тихое место, что грохот был, как от взрыва бомбы. Алан вскочил и выговорил официанту. Весь вечер он был на грани срыва. Я понять не мог почему. Но поскольку он был болен и подумывал свести счеты с жизнью, едва ли стоит удивляться его поведению.
— Чем закончился ужин? — спросила я.
— Алан немного успокоился, и мы принялись за кофе, но ему все никак не удавалось прийти в норму. Ты знаешь, каким он становится после нескольких бокалов вина. Помнишь тот неприятный эпизод в «Спексейверс»? [19] В итоге, садясь в такси, он сказал, что хочет дать одно интервью по радио.
