— Кто там живет? — поинтересовалась я.
— Наш сосед. Его зовут Джон Уайт. Менеджер из хедж-фонда [20].
Площадку Алан обставил столом с четырьмя стульями, мангалом с газовой горелкой и двумя шезлонгами. Изрядно нервничая, я подошла к краю и глянула вниз. С такого угла земля казалась очень далекой, и мне нетрудно было представить, как Конвей летит вниз. У меня засосало под ложечкой. Я шагнула назад и почувствовала, как ладони Джеймса уперлись мне в спину. На один ужасный миг я подумала, что он собирается столкнуть меня. Ограждающая стена была несоразмерно низкой, она едва доходила до пояса.
— Извините... — Он смущенно попятился. — Я просто испугался, что у вас может закружиться голова. Такое случается со многими, кто поднимается сюда впервые.
На площадке ветер трепал мои волосы.
— Я увидела достаточно, — сказала я. — Пойдемте вниз.
Очень легко было бы перебросить Алана через край. Он не был крупным мужчиной. Любой мог пробраться сюда и сделать это. Не знаю, почему эта мысль пришла мне в голову, ведь было совершенно очевидно, что никакого преступления не произошло. Конвей оставил рукописную предсмертную записку. Тем не менее, уже сидя в машине, я позвонила в театр «Олд Вик» в Лондоне, и там подтвердили, что Алан забронировал два билета на «Генриха V» в четверг. Я сказала, что билеты ему не понадобятся. Самое интересное, бронь он сделал в субботу, за день до того, как покончить с собой. Из ежедневника следовало также, что он планировал встречи, обеды, визит к парикмахеру и теннисный матч. И вопреки всему, мне не давал покоя один вопрос: способен ли так вести себя человек, решивший свести счеты с жизнью?
[20] Хедж-фонд — инвестиционный фонд спекулятивного характера, занимающийся высокорискованными операциями.
«Уэсли и Хан», Фрамлингем
Я вернулась во Фрамлингем и, припарковав машину на главной площади, проделала остаток пути пешком. Городок и вправду представлял собой мешанину эпох. В дальнем конце, в окружении травянистых валов и рва располагался хорошо сохранившийся замок — идеальная картинка Англии времен Шекспира, в комплекте с пабом и утиным прудом поблизости. Но стоило пройти еще пятьдесят ярдов, и сказка резко обрывалась и начиналась широкая и современная, уходящая вдаль Саксмундхем-роуд. С одной ее стороны находились автомастерские «Галф», по другую — собрание однотипных домов и бунгало. «Уэсли и Хан», юридическая фирма, обслуживающая Алана Конвея, располагалась на краю города в горчичного цвета здании, которое представляло собой дом, а не офис, только с табличкой на парадной двери.
Я не знала, согласится ли мистер Хан принять меня без предварительной договоренности, но все равно вошла. Мои опасения оказались напрасными. Внутри царил полный покой. За стойкой администратора какая-то девица читала журнал, а молодой человек напротив нее тупо пялился в экран монитора. Здание было старое, с неровными стенами и скрипящими половицами. К интерьеру добавили серые ковры и потолочное освещение, но контора упорно сохраняла вид жилого дома.
Девица позвонила шефу. Мистер Хан готов был меня принять. Меня проводили на второй этаж в комнату, бывшую некогда, наверное, хозяйской спальней, а теперь переоборудованную в рабочий кабинет с видом на мастерские. Саджид Хан — полное его имя было указано на двери — поднялся мне навстречу из-за стола, стилизованного под антиквариат, со столешницей, обшитой зеленой кожей, и с бронзовыми ручками. Это был именно такой стол, который требовался, чтобы произвести впечатление. Сам поверенный был крупным, энергичным мужчиной лет сорока с лишним, порывистым в движениях и манере выражаться.
— Входите же! Входите! Садитесь, прошу! Чаю вам уже предложили?
У него были очень черные волосы и густые брови, почти сходящиеся на переносице. Одет он был в спортивный пиджак с заплатками на локтях и, надо полагать, клубный галстук. Едва ли этот человек коренной уроженец Фрамлингема, и мне было любопытно, что привело его в такую глубинку и как, если уж на то пошло, ладит он с мистером Уэсли. Рядом с ним висела фоторамка, одна из этих новых цифровых штучек, где изображения меняются каждые тридцать секунд, либо соскальзывая, либо сворачиваясь ракушкой. Не успела я войти, а уже познакомилась с его женой, двумя дочерьми, собакой и пожилой женщиной в хиджабе — матерью, надо полагать. Даже не знаю, как они там живут такой толпой? Я бы с ума сошла.
Отклонив предложенный чай, я села перед столом. Поверенный занял свое место, и я вкратце объяснила, что мне нужно. При упоминании имени Алана он моментально посерьезнел.
— Знаете, это я нашел его, — сказал Хан. — Заглянул в усадьбу в воскресенье утром. Мы с Аланом договорились встретиться. Вы видели дом? Хотите верьте, хотите нет, но как только я подъехал, у меня возникло ощущение, что случилась беда. Еще до того, как я его заметил. Я даже не сразу сообразил, на что смотрю. Мне показалось, будто кто-то бросил на газоне старую одежду, честное слово! Потом до меня дошло, что это он. Я сразу понял, что он мертв. Подходить я не стал, сразу вызвал полицию.
— Вы с ним были довольно близки, как понимаю, — сказала я. Саджид Хан был «С. Х.» из ежедневника. Эти двое играли вместе в теннис, поверенный мог запросто заглянуть к Алану в дом в воскресенье.
— Да, — ответил он. — Еще до нашего знакомства я прочитал многие из романов про Аттикуса Пюнда и смело могу причислить себя к большим почитателям творчества Алана. Обернулось так, что мы вели с ним немало дел, и я счастлив заявить, что неплохо его знаю. По правде говоря, я готов даже зайти настолько далеко, чтобы назвать нас... да, настоящими друзьями!
— Когда вы в последний раз виделись с ним?
— С неделю назад.
— У вас имелись предположения, что он собирается покончить с собой?
— Ни малейших. Алан находился в моем кабинете, сидел в точности там, где вы сейчас. Мы обсуждали будущее, и он, похоже, находился в прекрасном расположении духа.
— Он болел.
— Это я понял. Но он ни словом об этом не обмолвился, мисс Райленд. Алан пригласил меня зайти к нему в субботу вечером. Должно быть, я один из последних, кто разговаривал с ним живым.
Довольно затруднительно было бы говорить с ним мертвым, сразу отметила я. Редактор — больше чем работа.
— Можно поинтересоваться, о чем шел разговор, мистер Хан? И почему вы заехали к нему в воскресенье? Понимаю, что это не мое дело... — Я располагающе улыбнулась, вызывая его на откровенность.
— Ну, думаю, теперь уже не будет вреда, если я вам расскажу. В его домашнем укладе произошли кое-какие перемены, и Алан решил подправить свое завещание. Короче говоря, я подготовил новый проект и привез показать ему. Он намеревался подписать его в понедельник.
— Он собирался вычеркнуть Джеймса Тейлора.
Юрист нахмурился:
— Извините, но я не стану вдаваться в детали. Не думаю, что это уместно...
— Все в порядке, мистер Хан. Алан прислал нам в «Клоуверлиф букс» письмо. Где было прямо сказано, что он намерен наложить на себя руки. И упомянул, что Джеймса нет больше в завещании.
