— Вы хотите сказать, что Алан украл ваши идеи? — осведомилась я.
— Именно это я и говорю, Сьюзен. Именно это он и сделал.
— Как называется ваша книга?
— «Смерть выходит на подмостки».
Кошмарное название. Но этого я, разумеется, не сказала.
— Я взгляну на нее, если хотите, — сказала я. — Но не обещаю, что смогу помочь.
— Я хочу только, чтобы вы на нее взглянули. Это все, о чем я прошу. — Он посмотрел мне в глаза, как бы проверяя, осмелюсь ли я отказаться. Потом продолжил: — Я пересказал Алану Конвею свой сюжет. Поведал все о задуманном убийстве. Было поздно, в комнате оставались только мы двое, никаких свидетелей. Он спросил, нельзя ли ему посмотреть рукопись, и я расцвел. Все хотят, чтобы их книгу прочли. В том-то все и дело. — Дональд докурил и затушил окурок, потом сразу взял вторую сигарету. — Прочел он быстро. Оставалось всего два дня до конца курсов, и в последний день он отвел меня в сторону и дал несколько советов. Сказал, что я злоупотребляю прилагательными. Что мои диалоги нереалистичны. А с какой стати им быть реалистичными, черт возьми! Это ведь не жизнь! Это художественная литература! Алан подал мне пару сносных идей насчет главного героя, моего сыщика. Помню, среди прочего он сказал, что детектив обязан иметь какую-нибудь дурную привычку: курить, пить или что-то подобное. Пообещал, что свяжется со мной снова, и я дал ему свою электронную почту. Ничего я от него не получил. Ни слова. А потом, спустя почти ровно год, в магазинах появилась книга «Гость приходит ночью». Сюжет строился вокруг постановки пьесы. В моем романе действие происходило не в школе, а в театре. Но идея была та же. И этим он не ограничился. Он украл мое убийство. Оно было в точности такое же. Тот же метод, те же улики, почти те же персонажи.
— Голос его стал громче. — Вот что сделал Конвей, Сьюзен. Он взял мой сюжет и использовал его в своем романе «Гость приходит ночью».
— Вы кому-нибудь говорили об этом? — спросила я. — Что вы сделали, когда вышла книга?
— А что мог я сделать? Может, вы мне скажете? Кто бы мне поверил?
— Вы могли написать нам, в «Клоуверлиф букс».
— Я написал. Обратился к директору, мистеру Клоуверу. Он не ответил. Я написал Алану Конвею. Много раз писал, если точнее. И, скажем так, не стеснялся в выражениях. Но и от него ничего не получил. Прежде всего я написал тем, кто организовал те курсы. От них письмо пришло. Они послали меня куда подальше. Сказали, что не несут ни за что ответственности и это их не касается. Я подумывал обратиться в полицию. Я рассуждал так: Конвей кое-что у меня украл. Так ведь это называется? Но потом я поговорил с женой, с Карен, и та посоветовала мне все забыть. Это ведь знаменитый писатель. Его защищают. А я никто. Она сказала, что моей писательской карьере только повредит, если я попытаюсь бороться, и лучше все бросить. Так я и поступил. И продолжаю писать. По крайней мере, я знаю, что способен выдавать хорошие идеи. Ведь если бы это было не так, Конвей бы их не украл.
— У вас есть другие романы? — спросила я.
— Сейчас работаю над одним. Только это не детектив, я от них теперь отошел. Книга для детей. Теперь, когда у меня ребенок, я думаю, у меня есть право их писать.
— Но «Смерть выходит на подмостки» у вас сохранилась?
— Ну разумеется. Я храню все написанное. Я знаю, что у меня талант. Карен мои книги нравятся. И в один прекрасный день...
— Пришлите ее мне. — Я порылась в сумочке и выудила карточку.
— Так что произошло, когда вы увидели Алана в ресторане?
Дональд ждал, когда я передам ему визитку. Для него она была как спасательный круг. Я находилась в башне из слоновой кости, а он стоял у дверей. Я видела это выражение у множества молодых писателей. Им кажется, что издатели совсем другие люди: умнее, успешнее, чем они, тогда как на самом деле мы просто влачим свои дни в надежде, что не окажемся без работы уже в конце месяца.
— Я вышел из кухни, — сказал он. — Нес два основных блюда и добавочное для столика номер девять. Тут я его заметил — он что-то оживленно доказывал. Я настолько удивился, что застыл на месте. Тарелки были горячие. Они стали жечь через салфетку, и я их уронил.
— А дальше? Мне сказали, что Алан вышел из-за стола и накинулся на вас.
— Все было не так, — покачал головой Дональд. — Я вытер пол и передал новый заказ на кухню. Мне не очень хотелось возвращаться в комнату, но выбора не было. Да и обслуживал я не его столик. Так вот, дальше, насколько я понимаю, мистер Конвей встал, чтобы пойти в туалет, и путь его проходил прямо мимо меня. Я не хотел вступать с ним в разговор, но, увидев его так близко, не сдержался.
— Что вы сказали?
— Поздоровался. Спросил, помнит ли он меня.
— Ну и?
— Он меня не узнал. Или сделал вид. Я напомнил, что мы встречались в Девоншире и он-де был так любезен, что прочитал мой роман. Конвей точно сообразил, кто я такой и к чему клоню. И стал со мной резок. «Я сюда пришел не с официантами разговаривать». Вот так он и сказал, дословно. И потребовал, чтобы я не мешал ему пройти. Говорил он тихо, но я в точности знал, чем все закончится, если я не поберегусь. Все то же самое: он успешный, на шикарной машине, живет в большом доме во Фрамлингеме. А я никто. Он член клуба. Я обслуживаю столики. Мне нужна эта работа. У меня ребенок двух лет. Так что я промямлил, что извиняюсь, и отошел в сторону. У меня от этого все внутри перевернулось, но что я мог поделать?
— Вас, наверное, порадовала весть о его смерти?
— Хотите правду, Сьюзен? Я был в восторге. Я не был бы более счастлив, даже если...
Он и так сказал слишком много, но я продолжала давить.
— Если что?
— Это не важно.
Но мы оба знали, что Дональд имел в виду. Я передала ему визитку, он сунул ее в верхний карман. Потом докурил вторую сигарету и затушил окурок.
— Позвольте задать последний вопрос, — произнесла я, когда мы двинулись обратно. — Вы обмолвились, что Алан спорил о чем-то. Вы не слышали ничего из его слов?
— Я находился слишком далеко, — покачал головой Ли.
— Как насчет людей за соседним столиком?
Мне хорошо запомнилась планировка комнаты. Посетители в буквальном смысле касались плечами друг друга.
— Вполне возможно. Если хотите, я могу узнать, кто там сидел. Фамилии заведены в базу.
Он ушел с террасы и вернулся в ресторан, чтобы исполнить мою просьбу. Я смотрела ему вслед и вспоминала оброненную им только что фразу: «...в большом доме во Фрамлингеме». Ему не было нужды выяснять название городка. Он и так знал, где жил Алан.
Внук
Человека, сидевшего тем вечером за ближайшим от Алана Конвея столиком и который мог слышать — а мог и не слышать — разговор, звали Мэтью Причард. И это было очень любопытно. Вам его имя может ни о чем не говорить, но мне-то оно хорошо знакомо. Мэтью Причард — внук Агаты Кристи. Когда мальчику исполнилось девять, ему с помпой передали права на «Мышеловку». Странно писать о нем, и звучит неправдоподобно, что он оказался там. Однако он член клуба. Офис компании «Агата Кристи лимитед» располагается буквально в нескольких шагах оттуда, на Друри-лейн. И как я уже упоминала, «Мышеловка» до сих пор идет в театре «Сент-Мартин», стоящем чуть дальше по улице.
