Я закатила глаза, жирно намекая, что сам он пигалица.
— Не бухти, — усмехнулся он. — Ещё час и прибудем в городок при Академии. Там у нас небольшой семейный особняк. Бабушка тебя и приоденет, и накормит, а я наконец умою руки.
Это же ещё сколько ждать еды!
Поджав губы, я снова послала злобный взгляд на пожирательницу бутербродов. Та, расправившись с последним кусочком котлетки, довольно вытерла руки салфеткой.
Мой живот снова предательски заурчал, жалуясь на такую вселенскую несправедливость.
— Так есть хочешь? — рыжий покосился на меня.
Я отвернулась. Не буду тут унижаться, а то неслышно, как у меня желудок на тромбоне играет!
— Алевтина, мы можем выйти на следующей остановке. Там харчевня. Хорошая. Ты, правда, не совсем при наряде… Но кого это волнует?! Я сниму эту красную заглушку с твоих губ, если обещаешь без истерик. Мы выйдем, поедим и как раз успеем на дирижабль. Он привезёт нас на каких-то минут двадцать позже. Не критично, на мой взгляд. Ну так как? Обедаем?
Моя гордость требовала даже голову в его сторону не поворачивать. Но живот… У него было иное мнение. Он вопил на весь салон, требуя сейчас же куска хлеба с майонезом, шмат колбасы и чашку чая.
— Алевтина? Не факт, что мы успеем к обеду. Возможно, придётся ждать ужина. А в харчевне такие хрустящие гренки, жаренное на углях мясо, бульон с зеленью и начинённые сметаной с чесноком томаты.
Я медленно повернула голову.
Ну гад же! Знает, о чём с женщиной разговаривать надо. Чем её соблазнять.
Гренки… Шашлык… Помидорчики.
М-м-м!
Хочу!
— По глазам вижу, ты за «поесть», — тихо засмеялся мужчина.
Надавив на гордость пяткой, я кивнула.
— Вот и договорились, — протянув руку, он легонько убрал эту ненавистную красную тряпку.
— Я это запомню! — не удержавшись, прошипела, глядя в его тёплые светлые карие глаза. — Вот дождусь, чтобы вы забыли, и как напомню! Век вздрагивать будете, услышав моё имя…
— Да ну и ладно. Можешь вставать в очередь мстящих, — хохотнул он в ответ не впечатлившись.
— И встану! А чего нет? — зловредно усмехнувшись, я замерла…
Нет, ну как так можно…!
— Она ест четвёртый бутерброд! — жалобно взмолилась я. — Нагло, у меня на глазах.
— Так не смотри, — рыжего мой праведный гнев веселил.
— Не могу я не смотреть, как люди еду едят. Я тоже хочу!
— Алевтина, ты же женщина! А как же фигура, стройность…
Я приподняла бровь и скептически усмехнулась.
— Ну хорошо, — он склонился надо мной и зашептал. — Пойми, это жрущее милейшее создание — оборотница. Ей просто физически нужно есть…
— А я вот ни разу не мохнатая, — тихо зашипела я в ответ, — но тоже, представляете себе, люблю завтракать. И у меня стресс! Меня похитили из собственного дома! А стресс, как известно, лечится вкусняшками. Раз уж вы припёрлись за мной, то могли бы и озаботиться этим вопросом. Правильно говорите — сопровождающий из вас… В общем, приличного слова нет, чтобы вас охарактеризовать.
— Можно и неприличными, — он пожал плечами. — Я что запрещаю?! Но, прежде чем ты откроешь рот, сообщу, что я наследник рода и сейчас, когда мой дед отошёл в сторону от дел, я глава! Не советую со мной серьёзно ссориться…
— Ой ли, да кака птица широкого полёта, — резко перебила я его. — А больше причин вас уважать нет, да? Вы, я смотрю, и сами это понимаете. Мол, я жишь самый главный! Люби меня таким, какой я есть, иначе худо будет!
— Хм, — он медленно кивнул и склонил голову ещё ниже, касаясь моих волос. — Молодец, Алевтина, правильно всё поняла. Главное, вот запомни всё, что ты сейчас сказала.
— Хлыстовск! — прокричал водитель.
— Наша остановка, Алевтина, что-то и мне есть захотелось. Теперь и у меня стресс!
Встав, он, не предупреждая, поднял меня на руки, даже не крякнув от натуги.
Пока мы продвигались вперёд, я старалась поджимать босые ноги, чтобы не зарядить сидящим пассажирам по лицу.
Пара ступенек и мужчина ступил на пыльную дорогу.
Неподалёку от нас, буквально в паре шагов, стояло весьма примечательное здание. Двухэтажный сруб. Окна овальные, ставни резные. Над входом навес на толстых деревянных опорах. Крыша покатая. На самом верху торчал дымоход, их которого тонкой струйкой выходил белый дым.
Но самое примечательное — это табличка, висящая на двух толстых цепях. Вырезанная в форме кабанчика, она сразу привлекала внимание. Присмотревшись, улыбнулась. На ней явно вручную было выведено название харчевни.
— Ого! — не удержалась я. — «Пьяный поросёнок»! Что-то как-то непрезентабельно звучит.
— Нормально, — мой нерасторопный похититель пожал плечами. — Сразу ясно — подают пиво, медовуху и жареную свинину.
— А если бы подавали благородную птицу? — я прищурилась, дожидаясь ответа.
— Ну тогда бы называлось «Нетрезвые перепёлки» или «Пьяный гусь», или…
— Поняла, логику уловила, — я размяла кисти, и тут же малодушно пожаловалась: — Руки затекли немного.
— Так ослабь одеяло, — он склонился и взглянул на меня.
— Не могу, не выходит, — я скривилась.
— Сейчас, — он поставил меня на ноги и дёрнул за край пледа.
Футболка задралась, и сверкнули мои трусики.
— Осёл! — взревела я. — Совсем страх потерял!
Он развернул одеяло, но тут же замер, услышав мои вопли.
— Осади коней, мелочь. На мне «рассеивающий» артефакт, никто и не взглянет в нашу сторону.
— Быстро вернул покрывало наместо!
Я отобрала у него своё единственное прикрытие и завернулась в него как в тогу.
— Болван рыжий, — ещё раз огрызнулась, кипя от злости.
Ещё не хватало, чтобы все прохожие насладились видом моего нижнего белья.
— Полегче со словами, Алевтина, — мужчина поймал меня за подбородок и повернул к себе. — Ты принадлежишь моему роду, и порочить я его не дам. Всю одёжку на тебе, и даже то, что под ней, я уже видел. Так что угомонись и расслабься. Сейчас пообедаем, а после запрыгнем в дирижабль. А через какой-то час сможешь забыть о моём существовании.
Высокомерно задрав нос, я решила немного осадить этого господина «Я тут пуп Шаливара»
— Господин… Ах да, вы не представились. Пока вы не продемонстрируете хотя бы малейший повод вас уважать, не ждите от меня почтения. Просто за титул я вам улыбаться не намерена. И вообще, что во всём вашем роду не нашлось мужчины поделикатнее?
— Такие имеются, но во внешнем мире плохо ориентируются. А порталами ненадёжно. Так что просто смирись, и всё.
