Оставив в становище несколько своих кметей, княжич двинулся дальше — и скоро они вошли в Велеборск. И показалось даже, что жизнь течёт здесь совсем как всегда. Словно никто не заметил, что правит ими теперь совсем другой человек. Не Борила Молчанович, что занимал княжеский стол много лет, а вовсе неприятель, с которым то и дело вспыхивала вражда. И оттого тоскливо стало. Люди готовы мириться со многими переменами, если жизнь их при этом не становится хуже. Елица ехала среди высоких изб, слушая, как трещат под копытами лошади осколки ореховой шелухи, ловила взгляды посадских и не понимала, узнаёт ли её здесь хоть кто-нибудь. Но горожане смотрели всё больше мимо: дела у них, а в Велеборск постоянно кто-то приезжает.
Показались впереди стены детинца, стражники на ней ещё издалека увидали отряд Ледена и открыли ворота. Елица въехала на знакомый двор, что отличался от того, который она когда-то покинула, всего несколькими новыми постройками. Кажется, больше стало дружинных изб, и поставили в стороне ещё одну житницу. Княжич остановился у крыльца терема, и тут же стайкой воробьёв вылетели из-за угла конюшата — засуетились, принимая поводья, начали зыркать с интересом: многие из них Елицу и не видели ни разу. Леден подошёл даже — помочь спешиться, но она будто и не заметила его — спрыгнула наземь сама. Открылась дверь, и на крыльцо вышел незнакомый муж, такой же молодой, как и княжич, и похожий на него, конечно, да так, как похож летний, кудрявый от буйной листвы дуб на самого себя — только зимой. Он поправил наспех накинутое на плечи корзно и спустился. Окинул Елицу живым любопытным взглядом искоса и улыбнулся, то ли Ледену, то ли ей.
— Здрав будь, братец!
Они обнялись, могуче похлопав друг друга по спинам.
— Вот, привёз, как и обещался, — Леден качнул головой в её сторону.
— Вижу, — старший Светоярыч шагнул ближе. — И ты здрава будь, княжна. Меня Чаяном зовут, но ты уж, верно, сама догадалась.
Елица только кивнула в ответ, ничего не отвечая. Не хотелось ей любезностями сыпать перед теми, кто город, её отцу принадлежащий, захватил, и кто с ней неведомо что хочет сделать. Чаян неспешно оглядывал её — и не было в его взоре ни единой искры угрозы. Пока длилось неловкое молчание, вышли со стороны сада две женщины: одна наставница, прислуживавшая Елице ещё тогда, как она невестой зваться начала, а раньше ещё и одной из нянек ей приходившаяся — Вея. А вторая молодая совсем, миловидная челядинка, с большими зелёными глазищами и перекинутой через плечо рыжевато-русой косой. Женщины встали слегка поодаль, ожидая приказов. Леден, явно скучая, встретился с юной служанкой взглядом, а та и взгляд опустила, отчего-то зардевшись.
Чаян ещё раз улыбнулся приветливо.
— Ты отдыхай иди, княжна, а после мы уж встретимся и поговорим обо всём, что на душе скопилось, — ласково сказал он, словно родной.
А она всё хотела разгадать печать мыслей, что лежала сейчас на его лице. Княжич в ожидании приподнял тёмные брови. Метнувшийся по двору ветер бросил ему на лоб волнистые русые пряди.
— Благодарю, Чаян, — наконец разлепила губы Елица. — Хоть в своём доме я и могу решать сама, что мне делать.
Совсем уж невежливой оставаться нехорошо: встретили её не угрозами и требованиями, а как гостью долгожданную. Но и повелительный тон княжичу лучше было бы оставить. Чаян после её слов только с братом переглянулся многозначительно: видно, всерьёз не принял.
Не слушая разговоров, что им вовсе не предназначались, кмети уже потихоньку разошлись. Женщины осторожно приблизились, приглашая идти за ними. Елица и пошла к женскому терему, глядя себе под ноги: от внимательного взгляда Чаяна не по себе становилось.
— И я отдохну с дороги, коли ты с разговорами не торопишься, — Леден вздохнул и направился к крыльцу.
Брат — вслед за ним, всё глядя в спину Елице — она так и ощущала всем нутром его особое внимание. И показалось, услышала тихие его слова самым краем уха:
— Это ж она...
Леден проворчал что-то ему в ответ. Что крылось за этим, понять было совсем нельзя, но в душе только лишнее беспокойство разрослось.
Сад, скрывающий дорожку к женскому терему, встретил трепетной тишиной. Такой, какая бывает перед самым рассветом. Ещё миг — и проснутся птицы, засвистят-зачирикают, приветствуя новую зарю. Пока ещё живительный сок не тронулся по стволам и ветвям старых яблонь и груш, но они уже сбрасывали оковы зимнего сна. Тропинка совсем протаяла, хоть и оставалась ещё на сапожках грязь. Внутри высокого, щедро украшенного резными наличниками и подзорами женского терема было дурманно тепло. Елица тут же распахнула свиту и отдала её Вее. Словно самой близкой подруге она обрадовалась собственной горнице, оставленной после замужества. Здесь всё было как прежде: всё та же лавка, стол и только слегка обновлённые скамьи подле него. Даже светец на нём стоял тот же: выкованный княжеским кузнецом Тихомиром.
Она села у окна и, отодвинув волок, посмотрела во двор. Отсюда было видно только краешек дружинного поля с ристалищами и стоящими вряд длинными избами. С другой стороны — кусочек главных ворот и башни.
И до того в груди защемило от чувства, будто в прошлое она вернулась. Но не в то, счастливое, когда ещё были живы и матушка, и отец. Когда Отрад только-только сходил в свой первый поход. А в какое-то другое. Искажённое водами колодца Макоши. Перепутались нити, свились пока в непонятный серый клубок, а как распутается — может, ещё и хуже станет.
Позади хлопотали женщины, разбирая вещи из сундука. Тихо охала Вея над испорченной той злосчастной ночью сорочкой из дивной цатры. А молодая челядинка, которая назвалась Мирой, молчала всё. Вдруг открылась дверь, пустив по горнице вихрь сквозняка. Елица обернулась, задвигая волок. Зимава оставила у входа свою ближнюю подругу Оляну, чей муж, кажется, служил в детинце старшим среди гридней, прошла дальше и лишь по одному её взмаху руки женщины выскочили прочь, едва поклонившись. Вот уж странно, что княгиня, всего лишившись с приходом Светоярычей, ещё сохранила здесь какую-то власть. И держала себя так, словно ничего для неё не поменялось.
— Здравствуй, Елица, — она неспешно подошла, окидывая взглядом хоромину, будто и не бывала здесь никогда. Хоть по-правде сказать, нечасто заходила даже в то время, как Елица всегда жила в детинце.
Княгиня снова вперилась в неё безразличным своим взглядом: порой на Оляну она смотрела теплее. Елица встала и принялась развязывать обёрнутый вокруг лица повой.
— Здрава будь, Зимава, — встряхнула косами.
Не от кого ей в своей горнице прятаться. Но княгиня, судя по тому, как искривилась мягкая линия её губ, этого не одобрила, словно та на людях с непокрытой головой показалась.
— Я рада, что ты вернулась, — она опустилась на скамью у стола. — Одной мне здесь совсем тяжело стало. От мысли, что Борилы нет. Что он не вернётся больше. Справили мы по ним с Отрадом тризну и страву, как полагается. Княжичи тела их привезли.
Ну хоть одна благая весть за все последние седмицы. Не такими уж жестокими оказались Светоярычи: оказали последнее уважение князю и его наследнику.
