Просветленные называют это состояние шаманским экстазом.
Люди в белых халатах — начальной стадией шизофрении.
Но в тот момент мне не до терминологии. Кажется, я вообще себе не принадлежу. Просто, повинуясь каким-то непонятным древним инстинктам, делаю то, что долгие годы до этого, делали мои предки. И слабею… Слабею… Голос становится тише и все чаще обрывается вовсе. Мальчик вертит головой по сторонам. Белки его глаз под полупрозрачными голубыми веками хаотично бегают. Я больше не могу продолжать, но чувствую, что не имею права бросить. Подтягиваюсь к нему и, едва шевеля губами, нашептываю на ухо. Я должна продолжать. Пока он не выздоровеет или… пока не умрет.
Картинка снова меняется. Я в каком-то ужасном отвратительно пахнущем месте. Напротив меня снова врач. Но не тот, что меня оперировал.
— Сана, правильно? Ты, главное, не волнуйся. Мы же тебя не обидеть хотим, ну, право. Просто расскажи, что ты делала?
Мы беседуем с ним уже битый час. Я ужасно замерзла и устала. Чтобы это все поскорей прекратить, решаю рассказать все, как есть:
— Я разговаривала с духами…
— А что они тебе говорили?
— Не знаю. Всякое… Извините, очень хочется спать. Можно мне отдохнуть?
— Конечно-конечно… Олег Палыч, проводи нашу новую пациентку.
— Куда будем оформлять?
Толстяк за столом задумчиво стучит по столу пальцами.
— Пока в отделение реабилитации. Она же после операции.
Отделение реабилитации — самое свободное, если в психоневрологическом диспансере в принципе можно говорить о каких-то свободах. Так что мне даже везет. Только я об этом не знаю. Я вообще поначалу не понимаю, куда меня привезли. И за что.
Мальчик-то жив. И я не сделала ничего плохого.
Взрыв хохота за столом выдергивает меня из трясины воспоминаний. Теперь Акай смеется на пару с Исой. Час от часу не легче. Им смешно, а у меня до сих пор от страха затылок сводит. Наверное, я никогда не пойму этих мужиков.
— Все же я рекомендую вам принимать таблетки. И побольше отдыхать, — отвлекаюсь я на Кирилловну.
— Отдохнешь тут! Гошку-то нам всего на неделю привезли. А у меня окромя него еще полным-полно работы, — бормочет Алевтина, смешно поигрывая зубным протезом. — Сейчас! Я тебе зеленушки нарву. Уже проклюнулась. Что-то я сразу не сообразила…
— Не нужно! Вам сейчас лучше не наклоняться… — бормочу я вслед ускакавшей в огород старухе. Да только толку от моих просьб? Слух у Кирилловны такой же избирательный, как и подход к лечению.
— Вот, Сана! Возьми. На салат… Свежее.
— Спасибо, — вздыхаю я.
Не взять — обидится. Наверное, в деревнях еще не скоро отвыкнут от привычки таскать доктору взятки.
— На здоровье. И это… Ты, девочка, от своего дара зря открещиваешься. Все знают — это не к добру.
Теперь мой черед притворяться глухой. Возвращаюсь к Акаю с зажатым в руке пучком зелени. Тот выглядит страшно довольным. Растягивает губы в широкой улыбке. Трясет у меня перед носом бумажкой не первой свежести.
— Вот! Даже в рамку поставлю. Мой первый протокол!
Он действительно в восторге от дерзкой выходки Исы. Может, ему надоело, что все в округе только и делают, что заглядывают ему в рот? Не знаю… Где-то вдалеке протяжно и плаксиво кричит беркут. Я задираю голову, чтобы его разглядеть, спотыкаюсь о выступающий корень сосны и чуть было не падаю. В последний момент мой падение останавливает Иса. Задница касается его паха, где все достаточно бодро так выступает. Длится это какие-то секунды. Совершенно недостаточно. Меня обдает обжигающей волной. Я еще сильней подаюсь к нему, хотя в этом нет абсолютно никакой необходимости. На ногах я стою уже достаточно прочно. Но Акай-то об этом не знает! И я просто не могу отказать себе в маленькой шалости. Лицо обдает ветром. Одуряюще пахнет весной. В этом запахе только-только распустившихся листьев, смолистом аромате набухших шишек и сладком благоуханье маральника мне веет свободой…
Вон, что я вытворяю. Прямо на глазах у Акая. От собственной дерзости кружится голова.
— Осторожно. Убьешься ведь.
Иса смотрит на меня сквозь упавшие на лоб черные пряди. У него достаточно модная стрижка — с удивлением отмечаю я. Совершенно не типичная для местных. А еще лепные скулы, четко очерченные красивой формы губы и колючие глаза. Он понимает, что и зачем я делаю. И не одобряет этого. Возможно, мне стоило бы застыдиться, но вместо этого я думаю о том, что такие люди, как Иса, наверняка очень красиво стареют. И что их красоту совершенно не портит даже дерьмового качества камуфляж.
— А на меня? Протокол тоже составили? — я отвожу взгляд. Акай подходит ближе. Кладет мне на плечо руку. В таком до боли знакомом, опостылевшем до смерти жесте.
— Зачем же на тебя протокол, девочка? Это я нарушитель. Правда, начальник?
— Угу.
Иса собирает в обшарпанную папку свои бумажки и на нас больше не смотрит.
— Вот и ладненько. Разобрались. Значит, мы можем быть свободны? — продолжает дурачиться Акай.
— Конечно. А в следующий раз все же, мой вам совет, получите разрешение на полет над заповедником.
— Да уж. Рецидивистом становиться не хочется.
Акай смеется, сосредоточив на мне все свое внимание, и упускает момент, когда на скульптурных скулах Исы проступают желваки. Понимаю, что нам нужно уходить, пока ситуация еще больше не усложнилась.
— Пойдем, Акай. У меня сегодня полно работы.
Накрываю своей рукой его огромную лапищу. Знаю, как ему нравится, когда я сама по доброй воле его касаюсь. Его веки в тот же миг тяжелеют. На дне монгольских глаз загораются язычки пламени. Мне удалось переключить его внимание, да. Цена вопроса? Как всегда, я. Мое тело… Ну, что ж. Мне ли привыкать?
Идем к вертолету. Стандартную проверку систем Акай проводил перед вылетом, поэтому в этот раз обходимся без всяких проверок вовсе. Нашему взлету предшествуют лишь короткие переговоры с диспетчером.
— Что скажешь о мальчике? — спрашивает Акай, когда мы набираем достаточную высоту. Я напрягаюсь. Неужели что-то заметил? Пульс частит, сбивается с ритма.
— Смелый. Или глупый, — движением, отработанным годами притворства, равнодушно веду плечами.
— Но хорош ведь, чертяка! Хорош… — восхищенно причмокивает губами Акай. — Яйца у него стальные. А что главное у мужика? Правильно… Они самые.
Одной рукой удерживая ручку управления, другой он нащупывает мою ладонь и укладывает себе между ног. Я знаю, чего он хочет. Мне не нужно дважды повторять. Я тяну вниз язычок молнии и, отгородившись от происходящего за шторками век, с силой прохожусь по его толстому увитому змеями вен члену.
— Хорошо, девочка… Моя девочка. Хорошо.
Глава 7
Иса
