— Акай Аматович, вам нельзя… Пожалуйста, присядьте…
Даже сквозь туман в голове до меня доходит, где я оказалась. Поэтому, когда дверь распахивается, и Акай заходит в палату, я, громко подвывая, смеюсь. Ну, разве это не ирония?
— Сана, девочка… Я только узнал. Сейчас все хорошо будет. Кирилл Вениаминович уже летит. Я…
— Что? Опять заберешь меня отсюда?
— Ну, да… — Акай сощуривается, сканируя мое лицо.
— А если я не хочу? Если я теперь не хочу? Что ты сделаешь?
— Тише-тише, ты сама не понимаешь, что говоришь… — он тяжело опускается на мою кровать. Панцирная сетка продавливается, и я невольно скатываюсь, соприкасаясь телом с его. И это касание, и то, что он тянет ко мне свои медвежьи лапы — невыносимо.
— Не трогай меня! Не смей… Меня сейчас стошнит… Меня от тебя тошнит, понимаешь?!
Наверное, так нельзя. Он ведь после тяжелейшей изнурительной операции. С критической потерей крови и всем остальным бла-бла… Но я не могу остановиться и луплю его куда придется. Пока подоспевшие санитары не скручивают меня в бараний рог.
В следующий раз я просыпаюсь уже совсем в другом месте. Я… дома. У моей кровати горит ночник. И в его свете я отчетливо вижу сидящего в кресле мужчину.
— Сана! Ну, наконец-то… Добрый вечер, что ли? — мягко улыбается мой личный психиатр.
— Он здесь? — напрягаюсь мгновенно.
— Акай Аматович? Нет. Кажется, он вместе с сыном поехал в поселок. С Янаром, по-моему, так его зовут, — быстро уточняет доктор, осознав, как двусмысленно могли прозвучать его слова для меня.
Киваю. Растерянно осматриваюсь по сторонам. Замечаю лежащие на столе таблетки… Подтягиваюсь гусеницей на постели. Поворачиваю коробочку к себе, чтобы хотя бы знать, чем меня на этот раз пичкают. Кирилл Вениаминович с интересом следит за моими действиями.
— Как вы себя чувствуете? — задает он стандартный вопрос.
— Как мать, потерявшая сына. Кстати, мне, наверное, нужно распорядиться насчет похорон… — растерянно провожу по грязным слипшимся волосам пальцами. Апатия никуда не делась, нет. Я чувствую ее каждой клеточкой тела. Наверное, поэтому все мои движения выходят будто заторможенными. А речь — плавной и совершенно невнятной.
— Акай Аматович уже обо всем позаботился. На этот счет можете не переживать.
— Что ж. Тогда не о чем и беспокоиться.
— Почему же? Мы очень беспокоимся о вас.
— Это понятно, — раздвигаю губы в улыбке.
— Что вам понятно, Сана?
— Акай не хочет лишиться своей игрушки, а вы, надо полагать, платы за ее обслуживание и поддержание в рабочем состоянии. Я права?
— Нет. И я, и Акай Аматович, хотим для вас только добра.
— Если бы он хотел мне добра, уже давно отпустил бы, — устало замечаю я. На самом деле сейчас, когда я потеряла сына, все остальное кажется таким неважным, даже наши отношения с Акаем, что я не совсем понимаю, зачем вообще этот разговор.
— А вы просили?
— Ч-что?
— Вы просили Акая Аматовича вас отпустить? — ошарашивает меня вопросом Кирилл Вениаминович. — Он вообще в курсе, как вы воспринимаете ваши отношения?
— Ну, конечно. Ведь вы ему все докладываете, не так ли? — надавливаю пальцами на глазницы. Сынок… мой сынок… Как же так?
— Господь с вами, Сана. Я врач. И все, что касается наших консультаций, между нами же и остается.
Сказать, что я потрясена — ничего не сказать. Все это время я считала Самойлова шестеркой Акая и пребывала в твердой уверенности, что тот докладывал ему о каждой нашей беседе. И вдруг оказывается, что это не так?
Нет… Нет! Не может быть, чтобы Акай не понимал, что со мной делает. Это просто невозможно. Он — маньяк. Сто процентов. Ему просто безразличны мои чувства. Как до меня были безразличны чувства Елены. Ту он вообще изнасиловал. Она даже заявление на него писала. Потом, правда, забрала, но все в округе знают, что не по доброй воле. Знают. И молчат… в лучшем случае. А в худшем — находят множество оправданий случившемуся. Мол, Ленка сама виновата. Нечего было перед женатым мужиком хвостом вертеть. И на свидание соглашаться. И так они бедняжку затюкали, заклевали, что она даже на время уехала из поселка. Все почему-то решили, что в город. И только я знаю, что все это время она жила в заброшенном охотничьем домике неподалеку от нашего с дедом.
Я зажмуриваюсь, но картинка перед глазами никуда и не думает исчезать. Я чувствую аромат трав и дыма. Вижу скрюченную мужскую фигуру, склонившуюся над лежащей на перепачканных кровью простынях женщиной. Слышу её вой… И гортанный голос деда. Мне всего два года. Происходящее пугает меня до слез. Я реву до икоты, до сорванного горла. А потом так же неожиданно замолкаю. Когда замечаю в руках у деда маленького сморщенного, покрытого какой-то неведомой мне субстанцией младенца.
— Это мальчик, Елена. Вот, возьми…
— Не хочу! Уберите его… Уберите сейчас же!
— Сана! Сана! Вы в порядке?
Господи боже. Нет! Потрясенная, я опускаюсь на подушки. Это же… не может быть правдой, так ведь? Я не могу помнить событий тридцатидвухлетней давности? Или…
— Когда в Акая стреляли, ко мне вернулись голоса, — выпаливаю я в полной уверенности, что окончательно свихнулась.
— Как тогда, когда вы лечили мальчика? Те… голоса?
— Да, доктор, да, так что… Какие бы вы мне ни давали лекарства, их явно недостаточно. Господи… — прячу лицо в ладонях. — Я сумасшедшая. Ну, точно. Наверняка.
Глава 21
Иса
— Ну, что у тебя?
— Ничего. Я прогнал списки всех потенциальных стрелков через специальную программу, сверяя с данными авиакомпаний…
— Думаешь, нанятый киллер прилетел к месту преступления, купив билет на самолет? — кривлю губы в невеселой улыбке. То, что мне самому не стать наемным убийцей, я понял, когда спас Акая. Оказывается, было довольно глупо рассчитывать, что однажды перейдя на светлую сторону, я смогу с легкостью переметнуться. Не то чтобы я всерьез об этом задумывался…
— Нет. Я вообще не знаю, какого хрена мы решили, что действовал профессионал.
— Потому что выстрел был точным?
— Да здесь в каждом дворе — охотник и следопыт! — Родион закрывает глаза и откидывается на прохладную неоштукатуренную стенку.
— Ну, а рейдерский захват тогда что? Тоже кто-то из местных срежиссировал? Брось. На это нужны мозги и деньги. К тому же этих ребят я отработал первыми. Алиби есть у всех.
— Точно. — Родион стучит пальцами по полу. — Кстати, забыл сказать. Наши люди уже нашли человека, на которого оформлена фирма в офшоре.
— Не прошло и года, — фыркаю я.
