За исключением того, что это все не нравилось его преподавателю по фортепиано, который с завидной стабильностью (примерно раз в месяц) ставил ему ультиматум: или Бах, или бах-барабах. Алекс слезно извинялся и выбирал Баха. Но кэндо в его понимании не имело ничего общего с бах-барабахом, столь ненавистным учителю, так что он с совершенно чистой совестью продолжал заниматься этим древним боевым искусством настоящих мужчин. Ему это было просто позарез необходимо.
Дело в том, что в эту же секцию ходил его однокурсник по музыкальному колледжу Антонио, а девушка Бэттина, к которой он… ну, скажем, присматривался, приходила посмотреть на тренировки этого Антонио, который ей, по всему видать, нравился. Алекс был не из трусливого десятка и решил, что она должна выбрать между ними в честном бою. На самом деле, честным бой можно было назвать с большой натяжкой: Лорэтти занимался кэндо с четырех лет, просто в другой школе, а сюда перевелся из желания взять верх над Антонио в присутствии Бэттины.
Он расправился с соперником красиво и быстро, с одного сикаке ваза выбив у него из рук меч, который отлетел метров на семь, а сам побежденный от сильного удара упал на колени как подкошенный.
Сняв с головы мэн, победитель торжествующе взглянул на даму сердца, но она уже бежала со всех ног… к поднимавшемуся Антонио с воплем «слава Богу, ты жив».
Александр оценил урок, преподанный ему свыше, и больше никогда не пытался завладеть вниманием девушек с помощью превосходства (не важно, в чем) над другими парнями. Он как-то сразу осознал, что привлекать к себе женское внимание путем сравнения себя с кем-то – это не для него. Он должен нравиться или не нравиться сам по себе, такой как есть.
Поэтому в своем колледже он имел прочную репутацию «рояльного фаната», абсолютно не интересующегося женским полом. Конечно, это было не совсем так, но Алекса устраивало такое положение дел: на первом, втором и третьем месте у него в планах была сольная карьера пианиста и завоевание мировой известности. Ну, а девушки… а девушки потом.
В 15 лет он решил, что учиться должен только у русского профессора Соколова, и они с мамой переехали на время учебы из Италии в Россию, в Санкт-Петербург. Хотя по возрасту ему было рановато поступать в консерваторию, но таких вундеркиндов, как он, брали не глядя (тем более, за отцовские деньги). Александр с самого начала поразил всех своим талантом и трудоспособностью. В 20 лет он блестяще сдал выпускной экзамен и сразу стал готовиться к Международному Императорскому конкурсу в Париже.
Там он, не без труда и волнений, взял Гран-при и был совершенно счастлив.
На фуршете по случаю награждения победителей – в конкурсе была уйма всяких номинаций – он еле отбился от журналистов. Хоть и надо было привыкать к этому, ввиду своей сногсшибательной будущей сольной карьеры, но оно как-то не привыкалось, ибо по сути характера он был скромный и деликатный человек. Поэтому Александр схватил стакан с апельсиновым соком и вышел из банкетного зала на свежий воздух.
На парапете сидела девушка. Когда она повернула голову, он узнал в ней флейтистку Ксюшу Дашкову – их самолеты прибывали одновременно, поэтому они вместе ехали из аэропорта. Она тоже получила какой-то приз… кажется, второе место в номинации «дуэты». Тогда, при знакомстве в автобусе она сообщила, что ее папа знаменитый артист, и что «вы на него чем-то похожи», а он ответил, мол, кто ж не знает Андрея Дашкова, они поулыбались, разошлись по своим местам… ну, и на этом все.
Она говорила по телефону и плакала. Он расслышал «…температура…в больнице… я же тут никого не знаю!..».
Алекс никогда не «делал вид». Он всегда был таким, каким был в данный момент. А в этот момент он чувствовал, что хочет утешить человека и, если сможет, помочь. Поэтому он не стал делать вид «а я тут просто прогуливаюсь», подошел, сел перед ней на корточки и спросил, как-то сразу переходя на «ты»:
– Что у тебя случилось? Могу я чем-то помочь?
Он говорил по-русски безупречно, разве что с едва заметным акцентом.
– Не знаю… вернее, да, случилось страшное: мой концертмейстер заболел дизентерией, представляешь! И его увезли на скорой! Ну и вот. Теперь я не буду играть на заключительном гала-концерте – а там же будет такая публика, вся мировая профессура, трансляция будет на Россию… а, ну да, что я тебе рассказываю, ты же тоже играешь…
– Ксения… – я правильно говорю?
– Лучше Ксюша…
– А, хорошо, вот возьми, Ксюша… я не пил, честно!
Девушка отхлебнула глоток из его стакана и благодарно улыбнулась. Ну, хоть какое-то утешение. А как хотелось сыграть… Конкурс – это сплошная нервотрепка и трясучка, публики мало, жюри не аплодирует. То ли дело гала-концерт! Эх…
– А хочешь, я с тобой сыграю?
– Ты??
– Сомневаешься, что справлюсь, я понимаю, но…
– Нет, я не то имела в виду, вы же… ты же солист, а не ансамблист, у тебя Гран-при, а я простая флейтистка!.. и репертуар у нас ансамблевый, ты, наверное, не захочешь…
– Если бы я не хотел, то и не предлагал бы. Давай попробуем. Что ты будешь исполнять?
– «Шутку» Баха. Знаешь?
– Конечно. Там, така-там, така-там, така-там, – напел он. – Эта?
На репетиции Ксюша полностью успокоилась: Александр читал с листа великолепно – сразу в темпе, с нужными штрихами, нюансами и даже с юмором, выделывая какие-то кренделя глазами и губами.
– Ну, шутка все-таки… хоть и в миноре, – улыбнулся он, – впрочем, кто его знает, что у них там в 18 веке считалось смешным…
Глава 9. Стеша
Стефания Дашкова прилетела в Париж для участия в престижной фотовыставке и рекламных мероприятиях как раз в день концерта, на котором играла Ксюшка. В последнее время сестры виделись редко.
Да… В России трудно встретиться, так хоть за границей повидаемся, думала она.
Ксения – прекрасная, тонкая, с серебряной флейтой в руках – вышла на сцену. Вслед за ней вышел юноша, поклонился, сел за рояль, слегка потер руки…
Она сама как флейта, – с нежностью подумала про сестру Стеша. – Так… а это еще кто? боже, как на Арсена-то похож!..
Парень просто немилосердно косил под главного героя папиной нетленки «Пианист» и, похоже, этого не скрывал, а наоборот, специально подчеркивал: помимо точно скопированной прически, он был в самом деле невероятно похож на Дашкова и лицом, и всеми пропорциями своей тонкой, стройной фигуры.
Пока они с сестрой играли знаменитую «Шутку» Баха, Стеша, не отрываясь, следила за ним, ловя каждое движение рук и, как ни странно, губ: они у него жили какой-то своей жизнью, реагируя на то, что вытворяли его пальцы. Темп они схватили жуткий, и она стала не на шутку опасаться, что кто-нибудь из них собьется и «Шутка» не удастся.
