Книга Чертополох и терн. Возрождение Возрождения, страница 154. Автор книги Максим Кантор

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Чертополох и терн. Возрождение Возрождения»

Cтраница 154

И, поскольку иной конвенции, кроме Завета с Богом, Винсент ван Гог не признавал, – школа Арля не-конвенциональна.

Конвенция в школах искусства крайне существенная вещь, иначе можно назвать данное свойство – «договоренность о том, что именно считать искусством».

Когда художник утверждает, что он «так видит», это лукавство – так видит не он, но так видит система договорных отношений и корпоративной этики цеха, внутри которых он обретается. Никто не видит точечками, как школа пуантилизма; никто не видит квадратиками, как супрематист, или загогулинами и пятнами, как абстракционист; так договорились считать достаточным и необходимым для передачи сообщений данной школы.

Всякий член корпорации знает, что сделать, чтобы доказать свою верность корпоративной морали. Правила болонской школы (перспектива и светотень), правила импрессионизма (обобщающий мазок и дымка атмосферы), правила соцреализма или правила дада – это просто набор конвенций, которые соблюдаются. Даже так называемое наивное рисование, примитив – это тоже набор приемов и конвенций. Пиросмани и Таможенник Руссо пользуются одинаковыми приемами, сознательно представая чуть более аляповатыми, нежели они есть на самом деле. Художник, разумеется, не настолько наивен, напротив, весьма искушен и знает, как воспроизвести наивный стиль. Власть конвенций в искусстве, как и власть корпораций в жизни, – делает всякое независимое от группы и моды высказывание почти невозможным. Ван Гог существовал вне конвенций – в этом была его личная трагедия, и в этом было значение арльской школы.

Пабло Пикассо, когда говорил, что надо «рисовать как дети», имел в виду, что следует искать не-конвенциональный, но сущностный язык, выйти за рамки эстетического «договорилизма». Ван Гог со всей тщательностью старался видеть, что есть, и только это, и рисовать как можно внимательнее – и быть вне любой договорной эстетики. Назвать его примитивным невозможно, назвать академистом нельзя, назвать эстетом – нелепо. Простое правило подлинного искусства состоит в том, что, когда говоришь по существу – язык и лексика приходят сами собой.

В Арле ван Гогу померещилось, что возможна победа не только над нищетой и одиночеством – но над детерминизмом эстетики. В 1888 г. он пишет (по гравюре Доре) холст «Прогулка заключенных». В замкнутом кирпичном дворе по кругу идут заключенные в серых робах. Один из них задумался и сбился с шага, чуть поднял голову; это рыжий человек, похож на самого художника – это автопортрет. Ван Гог поверил, что можно идти не в ногу.

В конце XIX в. «искусство» уже было осознанно, как отрасль промышленности, институт идеологии, и эстетика подчинялась правилам корпорации – и все профессиональные художники усвоили корпоративную мораль, зависимую от капитала, моды, политики. То, что делал ван Гог, было против правил не столько в техническом отношении (его «новации», заключавшиеся, в основном, в избыточно пастозной манере, признали еще при его жизни), сколько в социальном: в корпорации требуется подчиняться логике социального института. Одного человека хватило, чтобы доказать, что не обязательно бежать за модой и пожимать руки спекулянтам.

Из этой школы вышли Сутин и Руо, Пикассо и Мунк, Бекманн и Нольде, и, если составить список, обнаружится, что названы самые важные художники последнего века. Каждый из них долгими часами просиживал в классах Арля, перечитывая письма ван Гога. Важнее этой школы в новейшем времени, видимо, не существовало. Основал школу и проделал всю работу – один человек.

В этом месте рассуждения полагается улыбнуться и сказать: хорошо быть социалистом, если содержит брат, который работает. Тео содержал Винсента, а Энгельс содержал Маркса, это так; но суть дела в том, что сами они понимали свои отношения иначе. Не было никакого спонсорства, меценатства, вспомоществования; это был принцип коммуны: я отдаю, не считая, все, что могу отдать, а ты сделаешь то, чего я не сумею сделать. Каждый делает что может для общего дела. Не нужно делить имущество: мы создаем искусство, которое принадлежит сразу всем – миру свободных людей. Мы – это одно; Тео давал, не считая, но Винсент работал, не считая часов; суть отношений – в неостановимом общем труде. Надо предъявить пример – показать, как можно работать бесплатно.

Можно уйти
часа в два, —
но мы —
уйдем поздно.
Нашим товарищам
наши дрова
нужны:
товарищи мерзнут.

Так, несколькими годами позже, писал Маяковский, выполняя свою поденную работу истово и терпеливо. Так принято работать в коммуне. Обыватель может уверить себя, что все утопии – ложь и ведут к насилию; однако Парижская коммуна однажды была – и если бы не Тьер с Бисмарком, кто знает, как бы она жила дальше. Винсент ван Гог был неуравновешенным и непрактичным человеком, однако он придумал, как, что, где он хочет построить – и последовательно построил. За порцию супа в день надо писать картину. Это возможно, надо только сосредоточиться. Он жил один – но выполнял обязанности жизни в коммуне. Простояла коммуна недолго. Платон хотел построить Республику в Сиракузах, но его продали в рабство; в Париже коммуна продлилась девяносто дней; Академия Фичино жила недолго. Мастерская Арля простояла год. Во время Второй мировой эскадрильи маршала Харриса сбросили на Арль несколько бомб для порядка, бомбить там было нечего. Мастерской ван Гога на площади Ламартина больше нет – прямое попадание английской бомбы. Но сам Арль стоит, и бургундский Ренессанс не исчез.

В истории человечества есть дни и месяцы, когда ответственность мира сконцентрирована в рабочей комнате одного человека – так бывало с Данте, с Платоном, с Микеланджело. В 1888 г. центром мира стал город Арль.

Ради того, чтобы все люди почувствовали себя единым целым, Винсент ван Гог и Тео ван Гог работали. Казалось, что человечество сможет жить по их правилам – надо показать людям, что возможно оживлять предметы. Можно пробудить спрятанную жизнь оливы, реки, дороги. Все увидят и поймут, что следует отдавать силы пробуждению любви, а все пошлое и развлекательное забудут. Капиталистической моралью отношения Тео и Винсента измерить невозможно. Буржуй не может себя поставить на их место просто потому, что их место для него закрыто.

Импрессионизм победил повсеместно: в постмодерне, в авангарде, в неофеодализме, в финансовом капитализме. Миллионы обывателей, называющих себя средним классом, верят в нарезанные бумажки акций – в современный капиталистический пуантилизм; когда капиталистический пуантилизм отменят, объявят войну и в моду войдет сюрреализм.

Сегодня Европа в очередной раз переживает скверные годы. Идеи, которая ее оживит, нет. Так уже бывало – причем не один раз. Всегда можно начать сначала; ван Гог это доказал.

Глава 30. Кузьма Петров-Водкин

1

Художник, стоящий особняком, не авангардист и не академист, в истории искусств можно пройти мимо его образов. Петров-Водкин – единственный из художников, современных Первой мировой войне и революции, крушению империй и созданию империй нового типа, оставивший портрет утопического человека, которого обещала вырастить советская власть.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация