На картинах Шагала (как часто бывает на картинах еврейских художников, например Тышлера, Пивоварова и т. д.) герои носят город у себя на плечах, домик – на голове, дерево на боку. Это оттого так, что свою республику, семью, гетто – евреи уносят с собой, переходя от страны к стране. В картине «Красный еврей» (1915, Русский музей) витебский еврей в картузе нарисован на фоне избы, а дома всего поселка словно громоздятся у него на плечах, в окружении пламенеющих букв завета Аврааму. На картине «Красный еврей» написан текст из истории братьев Исава и Иакова (в транскрипции Торы – «Эсава и Якова»): «И призвал Исаак Иакова и благословил его, и заповедал ему и сказал: не бери себе жены из дочерей Ханаанских; встань, пойди в Месопотамию, в дом Вафуила, отца матери твоей, и возьми себе жену оттуда, из дочерей Лавана, брата матери твоей; Бог же Всемогущий да благословит тебя, да расплодит тебя и да размножит тебя, и да будет от тебя множество народов, и да даст тебе благословение Авраама, тебе и потомству твоему с тобою, чтобы тебе наследовать землю странствования твоего, которую Бог дал Аврааму! И отпустил Исаак Иакова, и он пошел в Месопотамию к Лавану, сыну Вафуила Арамеянина, к брату Ревекки, матери Иакова и Исава. Когда услышал Исав, что Исаак благословил Иакова и послал его в Месопотамию (в Торе – «в Падам Арам») взять себе оттуда жену, то понял Исав, что хананеянки неугодны его отцу Исааку (в Торе – Ицхаку)».
Это фрагмент из Торы (глава 28, Толдот, то есть «происхождение, родословная»), из Книги Берешит, что приблизительно соответствует Книге Бытие 25:21. У Шагала на холсте, разумеется, цитата из Торы, и цитата несколько короче; здесь приведена целиком. Цитата может иметь отношение непосредственно к женитьбе самого Марка Шагала, который женился только что на Белле Розенфельд, хотя намеревался уехать обратно в Европу («в землю Ханаанскую»), и никакого брака бы не состоялось. Фактически, сколь бы ни был прекрасен союз Марка и Беллы, брак стал возможен, потому что началась война и у Шагала изъяли выездные документы. Но помимо этой бытовой подробности, данная глава открывает важную для еврейского самосознания автора тему о первородстве и самоидентификации. Не исключено, что в случае отъезда, как это планировалось, Шагал не пережил бы тему столь остро. Глава посвящена спору о первородстве между двумя родными братьями, о том, как Исав и Иаков разошлись в наследстве рода и как им пришлось надолго расстаться, оставив свою землю.
Поскольку Шагал пишет одновременно две картины «Красный еврей» и «Зеленый еврей», он сразу предлагает нам свою цветовую и образную символику, от которой впоследствии не отступит. Иудаистская символика цвета важна и сложна; но единого толкования цветов не существует. И не может в принципе существовать. От Книги Зоар и Торы, от многочисленных мидрашей и толкователей Каббалы, от притч хасидов и бесед раввинов – невозможно ждать единого, обговоренного и разделяемого всеми реестра цветовой символики. Внутри текстов христианских Отцов Церкви, схоластов и блаженных – нет (и не может быть, поскольку все они живые, страстные люди) абсолютного согласия по поводу трактовки Нового Завета. Бернар Клервоский оппонирует Петру Абеляру, а Вильям Оккам не соглашался с Дунсом Скоттом, но все это в пределах одной христианской веры. Аббат Сюжер и Бернар Клервоский не сошлись в вопросе художественного оформления храмов, хотя оба христианские мыслители и вера обоих неоспорима. На каждом Соборе оспариваются ереси, и не все из них подвергаются осуждению; иногда споры протекают мирно: они неизбежны. И если признать за Отцами христианской Церкви право не сходиться в мнениях и трактовках (иногда принципиально и вопиюще не сходиться), то как можно отрицать это же право в тех, кто толкует Тору? Мнения часто несхожи, а трактовки цветов и пластических символов подчас полярны. И точно так же, как всякий из великих художников Ренессанса – сам является евангелистом, поскольку предлагает собственное прочтение Евангелия, так и всякий иудейский художник сам является талмудистом, поскольку сам, по своему разумению, на основе собственного опыта – читает Тору и следует Закону так, как его понимает. Мы всегда совершаем ошибку (типическую ошибку), когда, руководствуясь принципами иконологии, желаем найти в картине Ренессанса иллюстрацию тексту схоласта и ждем лишь, когда отыщем тот фрагмент текста, который картина иллюстрирует. Но художник – не иллюстратор; он размышляет на тех же основаниях, что и схоласт, и подчас приходит к собственным выводам; как Николай Кузанский учился у Рогира ван дер Вейдена (а не наоборот!), так и в отношениях иудейского художника и хасидского раввина роли вполне могли поменяться. Шагал, конечно же, руководствовался цветовой символикой, принятой в иудаизме (и по-разному истолкованной в разных текстах), но он выработал – на этой основе – свою цветовую символику, присущую только ему.
Картину «Красный еврей» (и красный цвет, соответственно) толковать несомненно следует, отталкиваясь от той цитаты из Книги Берешит, которую художник написал за его спиной. Это рассказ об Исаве и Иакове.
Шагал пишет два образа в одном: лицо персонажа поделено на две половины – печальную и яростную; руки у человека разные: одна из рук зеленая; дом сзади словно разделен на две половины – красный и розовый. Прозвище Исава, продавшего первородство за чечевичную похлебку; «И сказал Исав Иакову: дай мне поесть красного, красного этого, ибо я устал. От сего дано ему прозвание: Едом». Едом – значит «красный». Исав просит «красное», и сам он красен: согласно Книге Бытия, Исав был волосат и покрыт рыжей шерстью. Грудь персонажа на картине Шагала покрыта красной/рыжей шерстью. Красный цвет Шагал постоянно использует в картинах Исхода. В работе «Продавец газет» (1914) все небо алое, а на газете написано «мамочка» на идиш; в работе «Улица в Витебске» (1914) небо пронзительно красное – это оттого, что началась война, оттого что горит Содом, оттого что мировой пожар; но еще и потому, что красный – это цвет еврея, отказавшегося от первородства. В правой половине лица «Красного еврея» глаз прикрыт, это оттого, что Исав закрыл глаза на первородство, взяв вместо него чечевичную похлебку. В образе «Красного еврея» – двуипостасный лик: лицо Иакова срослось с лицом Исава. Прием этот известен, не Шагалом сочинен; так делал, например, Рогир ван дер Вейден, сочетая лицо живой Марии с мертвым лицом Иисуса, вдавливая два профиля один в другой, чтобы получить образ, состоящий из двух ликов. Написана картина о самосознании еврея, о том, что такое – «быть евреем». В этом состоит смысл библейского эпизода о конфликте братьев Исава и Иакова (ставшего впоследствии Израилем, богоборца). Преследуемый собственным братом, Иаков бежит из Ханаана в Харран, затем дальше, в истории бегства и преследования братья на время теряют нить, связывающую с отчим домом (спустя много лет помирились). Зеленый цвет руки – отсылка к колену Леви, в качестве символического камня имеющему изумруд (каждому из двенадцати колен при переходе Красного моря предложено поднять свой камень). Колено Леви происходит от одного из сыновей Иакова, того, кто спасался бегством, купив первородство; Шагал – это видоизмененное Сегал, то есть сокращение от «сган Леви», «помощник левита». В картине «Скрипач» у персонажа – и зеленая рука, и зеленое лицо, и это далеко не единственный случай. Шагал часто рисует зеленые лица у левитов – и зеленая правая рука встречается в его картинах постоянно. В иврите слово «цева» (цвет) однокоренное со словом «эцба» (указывать), и цветовую символику (распределенную между коленами Израиля весьма определенно) приходится учитывать. Художник интерпретирует символику так, как это сообразуется с его опытом – но символика существует; как христианский художник не может не знать, что Иисус одет в синее и красное, а Иоанн Богослов – в красное и зеленое, так и иудейский художник не может не знать значение цветов; это попросту невозможно. В системе цветов, принятых Шагалом для собственной, ему лишь присущей иконографии, красный цвет – есть цвет греха, цвет опасности и боли. В сущности, это корреспондирует с текстом Библии: «Если будут грехи ваши как багряное, – как снег убелю», – говорит Исайя (Ис.1:18). И напротив, черный цвет для Шагала вовсе не символизирует зло, это скорее грозное присутствие Бога; что опять-таки не расходится с текстами Библии. Бога окружает мрак, откуда он пускает свои стрелы (Пс. 17:10,12). В Каббале встречается толкование «зеленого» как «золотого»; этот один из возможных истоков шагаловской символики.
