Хотя новаторская стартовая точка и помогает повысить оригинальность наших идей, это еще не означает, что сами эти идеи непременно окажутся пригодными или практичными. Пусть роликовые коньки и позволили выдвинуть креативную идею незаметного определения времени, однако постоянно ощупывать часы, лежащие в кармане, – это все же довольно странное занятие. Чтобы решить эту проблему, Берг, по-прежнему предлагая участникам в качестве отправной идеи роликовые коньки, усложнил задачу: после того как они презентовали свои идеи, он показывал им фотографию предметов, которые обычно соискатели берут с собой на собеседования, а потом просил уделить еще несколько минут доработке предложенных идей. В случае человека, который решил придумать “вежливый” способ узнавать время, эти дополнительные минуты сыграли положительную роль. Вместо наручных часов, которые позволяли бы определять время на ощупь, тот же изобретатель, взглянув на набор обычных предметов, какие люди берут с собой на собеседования, придумал ручку, по которой можно узнавать время на ощупь:
Самые перспективные изобретения начинаются с новаторской идеи, к которой затем добавляются более привычные черты и детали, и это позволяет изобретению капитализировать эффект привязанности к просмотренному, о котором мы подробно говорили выше. В среднем комбинация нестандартной отправной точки с добавлением чего-то более знакомого помогала генерировать идеи, которые оказывались на 14 % более практичными и при этом ничуть не теряли в оригинальности. Берг подчеркивает, что если бы вы начали эксперимент, взяв в качестве отправной точки обычную ручку, а не колесную рамку от роликового конька, то, скорее всего, чем-то вроде обычной ручки вы бы и закончили. Но если вы начинаете с чего-то совершенно неожиданного в контексте рабочего интервью, например с колес от роликового конька, а затем включаете в картину что-нибудь более ожидаемое и привычное, например ручку, – то, вполне возможно, вам удастся придумать нечто практичное и при этом нетривиальное.
В случае с мультфильмом “Король Лев” именно это и произошло, когда Морин Донли предложила переделать сценарий в духе “Гамлета”. Доза чего-то хорошо знакомого помогла руководителям студии связать в воображении новаторскую историю из жизни саванны с типичной классической сказкой. Минкофф объясняет:
Подобное дает большой группе людей единую точку отсчета. Если сюжет полностью оригинален, можно потерять аудиторию. Руководителям студий ведь придется продавать все это – вот они и ищут общие для всех опорные точки.
Им надо за что-то уцепиться.
Так команда, работавшая над “Королем Львом”, принялась искать подсказки в “Гамлете”. Понимая, что им нужен кульминационный момент – нечто вроде “быть иль не быть”, сценаристы вставили эпизод, в котором павиан Рафики преподает Симбе урок о том, как важно помнить, кто он такой.
Вернемся к суфражисткам. Участницы обществ трезвости не были готовы подняться на борт суфражистского движения, пока одна восходящая звезда борьбы за женское равноправие не внесла в это движение элемент узнавания. Социолог из Университета Вандербильта Холли Маккэммон говорит, что суфражистки использовали в своей борьбе за избирательное право два главных аргумента: призыв к справедливости и к социальной реформе. Аргумент справедливости напоминал о том, что у женщин есть неотъемлемое право участвовать в выборах. Призыв к социальной реформе был нацелен на общественное благо и подчеркивал, что роль женщин как воспитательниц детей, хранительниц домашнего очага и их высокие нравственные качества помогут изменить страну к лучшему. В те времена призыв к справедливости считался радикальным: он противоречил традиционным гендерным стереотипам, поскольку предполагал, что женщины и мужчины должны быть равноправны во всех областях. Призыв к социальной реформе был более умеренным, так как скорее подкреплял существующие гендерные стереотипы и напоминал, что именно те уникальные качества женщины, которые консерваторы так ценят применительно к частной жизни, могли бы принести пользу и в жизни общественной. В образе “матери общества” эмансипированная женщина могла бы работать на благо социума, способствуя распространению образования, ограничивая коррупцию в правительственных кругах и помогая бедным.
Когда Маккэммон и ее коллеги оцифровали и проанализировали речи суфражисток, их газетные колонки, листовки и брошюры, выходившие на протяжении четверти столетия, выяснилось, что аргумент о справедливости появился первым и в дальнейшем выдвигался чаще всего. В целом суфражистки уделяли вопросу справедливости примерно 30 % своего времени, тогда как на социальную реформу отводилось едва ли больше 15 %. Однако призывы к справедливости не встречали понимания у активисток обществ трезвости, которые склонялись к традиционному представлению о гендерных ролях и не считали, что женщины и мужчины во всем равны. Призыв к социальной реформе также не резонировал с привычными для них ценностями: консервативные активистки движения за трезвость выступали за стабильность, а не за реформу. Однако Фрэнсис Уиллард, восходящая звезда ВХСЖТ, изобретательно и по-новому подошла к изложению своих взглядов и сделала их чрезвычайно популярными.
Как был завоеван Запад
Фрэнсис Уиллард не использовала аргументы справедливости или социальной реформы. Она, в отличие от суфражисток, даже не говорила об избирательных бюллетенях для женщин. Вместо этого она говорила о “бюллетене на защиту домашнего очага”. Уиллард видела в суфражизме “оружие для защиты от тирании пьянства”. Сравнив избирательное право с “мощным увеличительным стеклом”, она обещала использовать эту линзу для того, чтобы “сжечь и испепелить салуны, пока они не истлеют, не улетучатся гадкими парами и не рассеются, как туман”. Защита домашнего очага – это более чем знакомая тема для ВХСЖТ. Теперь суфражизм можно было использовать как средство для достижения желанной цели: если поборницы трезвости хотят всерьез бороться с бытовым пьянством, им необходимо добиться права голосовать. По словам Джин Бейкер, это был окольный подход к проблеме суфражизма под религиозным в своей основе предлогом защиты домашнего очага. Однако этот подход помог связать два самых мощных женских реформистских движения Америки. Всеобщее избирательное право, которое, по мысли Сьюзен Энтони, представляло собой универсальную ценность, укорененную в естественных правах, стало для Уиллард тактическим инструментом, который помог привлечь женщин-домоседок, хранительниц домашнего очага.
По мере того как Маккэммон изучала сложившиеся за четыре десятилетия альянсы между ВХСЖТ и суфражистками, выяснялось, что в течение года после того, как суфражистки выдвигали аргумент о справедливости в том или ином штате, вероятность альянса суфражисток с обществами трезвости в этом штате не увеличивалась. Более того, этот союз становился даже слегка менее вероятным. Но стоило только суфражисткам выступать под лозунгом защиты домашнего очага, как шансы на объединение сил с ВХСЖТ в данном штате резко возрастали, а заодно повышалась вероятность того, что этот штат в конце концов введет избирательное право для жещин. В конечном итоге неутомимая активность Уиллард позволила женщинам обрести полные избирательные права в нескольких штатах, а еще в 19 штатах – право голоса на выборах в школьные советы. Особенно действенным аргумент в защиту домашнего очага оказался на Западе. К тому моменту, как Девятнадцатая поправка в Конституцию предоставила всем американским женщинам полное избирательное право, соответствующие законы уже были приняты в 81 % западных штатов и территорий – по сравнению с 2 % на Востоке и 0 % на Юге.
