С раннего возраста Уинстед приходилось всячески привлекать внимание окружающих, чтобы ее заметили; ее брат Джин (теперь – мэр города) вспоминает:
В семье был страшный шум с утра до вечера, так что Лиз, самой маленькой, поневоле приходилось всех перекрикивать.
В десять лет Лиз Уинстед огорошила своего учителя в католической школе вопросом: почему собаки и евреи не попадут в рай? В двенадцать лет, когда священник сказал ей, что девочка не сможет стать алтарником в церкви, Лиз возразила, что из нее, значит, получится алтарница, – и даже изложила свою идею в письме епископу (причем родители не стали отговаривать ее от этой затеи). Родители продолжали во всем поддерживать ее, даже когда не одобряли некоторых ее решений или взглядов. Много лет спустя, когда Лиз Уинстон выступала в поддержку права на аборты, она однажды услышала, как отец говорит матери: “По крайней мере, моя дочь вслух говорит то, что думает, и не лицемерит”.
Чем больше детей в семье, тем чаще младшие дети видят, как суровые правила смягчаются и как им сходит с рук то, за что старшим непременно влетело бы. Комик Джим Гэффиган шутит:
Я из очень большой семьи – у меня было девять родителей! Если вы самый младший в большой семье, то к тому времени, когда вы становитесь подростком, ваши настоящие родители уже окончательно спятили.
Если мы и можем объяснить склонность к риску у многих оригиналов той необычайной степенью самостоятельности и вседозволенности, которой они пользовались как любимчики родителей, то подобное родительское поведение, казалось бы, способно воспитать нонконформизм в любом ребенке, каким бы по счету он ни родился. Но чаще всего оно распространяется именно на младшего ребенка. Саллоуэй выяснил интересную вещь: оказывается, предсказать характер личности гораздо труднее для единственного ребенка в семье, чем для детей, у которых есть братья или сестры. Как и первенцы, единственные дети растут в мире взрослых и отождествляют себя с родителями. Как и младшие дети, они подвергаются активной опеке и защите, и это часто толкает их “на путь радикализма”.
Все, что известно о влиянии очередности рождения, помогает понять, как важно предоставлять детям свободу для проявления оригинальности. Правда, одна из опасностей такого подхода – в том, что они могут использовать эту самую свободу для нетривиальных поступков, которые могут подвергнуть риску и их самих, и окружающих. Если ребенка – независимо от очередности его рождения – побуждают к оригинальности, то какие именно факторы определяют, в какое русло направится эта оригинальность? Мне захотелось узнать, почему Джеки Робинсон в конце концов из члена уличной банды превратился в активного борца за права человека. И в силу каких именно причин ребенок, который пользовался свободой, вырастая, становится либо уважаемым членом общества, либо антисоциальным элементом, выбирает деятельность или пассивность, созидание или разрушение?
Поиску ответа на этот вопрос посвятили всю свою жизнь супруги Сэмюель и Перл Олинеры, соответственно социолог и опытный педагог. Они провели первое исследование такого рода, опросив людей, которые в годы Холокоста спасали евреев, рискуя при этом собственной жизнью. А затем сравнили этих “праведников народов мира” с их соседями, которые жили в те же годы, в том же городе, но никак не помогали преследуемым. Оказалось, что у спасителей было очень много общего с соседями, оставшимися в стороне от чужой беды: они получили похожее образование, у них были похожие профессии, дома, соседство, сходные политические и религиозные взгляды. Они примерно в равной степени проявляли непослушание в детстве: и будущих праведников, и будущих равнодушных наказывали за упрямство, воровство, вранье, грубость или невыполнение домашних обязанностей. Разница заключалась только в том, как именно родители будущих героев наказывали их за дурные поступки и хвалили за хорошие.
Большие объяснения
Много лет назад исследователи выяснили, что поведение детей в возрасте от 2 до 10 лет родители пытаются корректировать каждые 6–9 минут. Детский психолог Мартин Хоффман уточняет, что это означает “примерно 50 дисциплинарных указаний в день, или 15 000 с лишним в год!”
Вспоминая свое детство, люди, спасавшие евреев от Холокоста, говорили, что родители воспитывали их совершенно иначе. “Главное слово, которое упоминало большинство праведников мира, – это объяснения”, – выяснили Олинеры:
Родители будущих праведников больше всего отличались от своих соседей тем, что полагались в воспитании на объяснения, они побуждали детей самостоятельно придумать, как загладить причиненный ими вред, они убеждали и советовали… Предложение обсудить что-то уже сигнализирует ребенку, что его уважают… Такой подход подразумевает, что, если бы ребенок больше знал или лучше понимал ситуацию, он не стал бы совершать неподобающих поступков. Попытка об этом поговорить – уже знак уважения к ребенку; он указывает ребенку, что родители верят в его способность понять, что он неправ, разобраться и исправиться.
Если родители “сторонних наблюдателей” прибегали к объяснениям в качестве педагогического метода лишь в 6 % случаев, то родители будущих праведников мира – в 21 % случаев. Один спаситель евреев вспоминал:
Мать всегда разговаривала со мной, когда я делал что-то плохое. Она никогда не наказывала меня, не бранила: она хотела, чтобы я сам, своим умом, понял, чем нехорош мой поступок.
Подобный рациональный подход к воспитанию характерен и для родителей подростков, не вовлеченных в криминальную активность, и для родителей будущих оригиналов, которые нестандартно подходят к своей профессии. Одно из исследований показало, что у родителей обычных детей в среднем есть шесть правил (расписание домашних занятий, время, когда пора ложиться спать, и т. п.). У родителей детей, которые в дальнейшем проявляли большой творческий потенциал, было в среднем меньше одного правила, и в целом, пишет психолог Тереза Эмебайл, они “делали упор скорее на нравственные ценности, чем на выполнение конкретных правил”.
Если родители все же считают, что подробный регламент необходим, то очень многое зависит от того, как именно они объясняют детям эту необходимость. Новые исследования показывают, что подростки нарушают правила, если родители навязывают эти правила в грубой или властной манере – например, кричат на ребенка или угрожают ему наказанием. Когда же мать устанавливает множество правил, но при этом внятно и спокойно разъясняет, почему их важно соблюдать, то подростки реже нарушают эти правила, потому что осмысляют и принимают их. В исследовании Дональда Маккиннона, сравнивавшего самых изобретательных архитекторов Америки с группой их столь же профессиональных, но не слишком оригинальных коллег (см. с. 133), у первой группы была выявлена одна общая черта: родители будущих архитектурных оригиналов воспитывали их, прибегая прежде всего к объяснениям. Они описывали желательные нормы поведения и объясняли их, опираясь на фундаментальные понятия – добро и зло, справедливость и несправедливость, делая акцент на такие ценности, как добродетель, честность, уважение, любознательность и настойчивость. Но, пишет Маккиннон, “упор делался прежде всего на выработку собственного этического кода”. Важнее всего то, что родители, воспитавшие наиболее творчески одаренных архитекторов, предоставляли детям самостоятельно выбирать собственные ценности.
