Если посмотреть на снимки Земли из космоса, понимаешь, что у всех нас общая идентичность. Мне захотелось создать подобный эффект обзора для бейсбольных болельщиков.
Есть данные, что общая идентичность сплачивает соперников
[249]. В одном эксперименте психологи давали фанатам футбольного клуба Manchester United короткие письменные задания двух типов, распределяя их случайным образом
[250]. Потом на улице перед участниками исследования падал бегун и стонал, схватившись за лодыжку. Он был одет в футболку команды соперников, и ученых интересовало, будут ли ему помогать. Из тех, кто писал о любви к команде, помогли всего 30%, а из тех, кто излагали, что у них общего со всеми футбольными болельщиками, — 70%.
Мы с Тимом тоже попробовали заставить фанатов Red Sox и Yankees задуматься над общей идентичностью рьяных поклонников бейсбола, но у нас не получилось.
Они не стали лучше относиться друг к другу и не стремились помогать, если не случалось ничего плохого. Общая идентичность имеет значение не в любой ситуации. Когда с болельщиком соперников происходил несчастный случай, размышления на тему общей идентичности могли подтолкнуть свидетелей помочь. Но если тому не грозила опасность и он не нуждался в немедленной помощи — «пусть этот дятел выкручивается сам». «Мы все любим бейсбол, — написал болельщик Red Sox. — Просто фанаты Yankees болеют не за ту команду». А еще один отметил, что общий интерес к бейсболу на его мнение не влияет: «Yankees — отстой, и за них болеют дураки».
ГИПОТЕЗА 2: СОЧУВСТВИЕ К ВРАГУ
Далее я обратился к психологии мира. Много лет назад выдающийся психолог Эрб Кельман, переживший Холокост, взялся бороться со стереотипами, стоящими за палестино-израильским конфликтом. Он пытался научить обе стороны испытывать понимание и сочувствие друг к другу
[251]. Кельман разработал интерактивный курс по решению задач, в котором влиятельные лидеры Палестины и Израиля конфиденциально обсуждали пути мирного урегулирования. В течение нескольких лет они собирались и делились опытом и взглядами, обсуждали потребности и опасения друг друга и искали новые пути разрешения конфликта. За это время не только пошатнулись стереотипы, но и сложились прочные дружеские отношения.
В спорте проще гуманизировать соперников, потому что ставки не так высоки, а на игровом поле все равны. Я перешел к другому противостоянию, не менее острому, — баскетбольных команд Университета Северной Каролины (УСК) и Университета Дьюка (УД). Я спросил Шейна Баттье, благодаря которому в 2001 году УД вышел на чемпионат Национальной ассоциации студенческого спорта, что заставило бы его болеть за УСК. Он сразу ответил: «Если бы они играли против талибов». Никогда не подумал бы, что столько людей мечтают одолеть террористов в любимом виде спорта. Мне стало интересно, поможет ли гуманизация избавиться от стереотипов.
Мы с коллегами Элисон Фрагейл и Каррен Ноултон устроили эксперимент и попросили студентов УСК помочь ровеснику написать резюме
[252]. Когда мы упоминали, что тот окончил Университет Дьюка, ему соглашались уделить время только в случае, если у него были серьезные материальные трудности. Сочувствуя его положению, в нем видели просто человека, заслуживающего помощи, равного себе. Но оценка восприятия конкурирующего университета показала, что соперничество никуда не делось. Критику в его адрес воспринимали как комплимент, а похвалы — как личное оскорбление. Мы изменили их отношение участников к отдельно взятому студенту, но стереотип никуда не делся.
С тем же успехом мы с Тимом пытались гуманизировать фанатов Yankees. Болельщики Red Sox читали трогательный рассказ любителя бейсбола о том, как дедушка учил его играть, а мама подавала мяч. В самом конце упоминалось, что он ярый поклонник Yankees. Один фанат Red Sox сказал: «Написано искренне, это нетипичный болельщик Yankees». Второй заметил: «Он не похож на других фанов Yankees, потому что сечет фишку». «Ох ты ж, мне так нравилось, пока я не прочитал в конце про Yankees, — сокрушался третий. — Но с ним у нас, наверное, больше общего, чем с типичными болельщиками этой команды. Он нормальный».
Эрб Кельман столкнулся с аналогичной проблемой, работая с израильтянами и палестинцами. На курсе они начали доверять присутствующим, но стереотипное восприятие всей группы сохранилось.
В идеальном случае, узнав об отдельных представителях группы, участники эксперимента должны были гуманизировать ее полностью. Но на деле, близко узнав одного человека, они приписывали ему отличия от ненавистных соперников. Встречая членов группы, не вписывающихся в шаблон, мы не переосмысливаем стереотип, потому что воспринимаем их как исключение, а не как типичных представителей
[253]. Так что эта попытка тоже провалилась. Пришлось придумать кое-что новое.
ГИПОТЕЗА 3: ЗВЕРИ ПРИВЫЧКИ
Моя любимая реклама начинается с крупного плана: мужчина и женщина сливаются в поцелуе. Потом камера отъезжает, и мы видим, что на нем толстовка Ohio State Buckeyes, а на ней — футболка Michigan Wolverines. Подпись: «Если бы не спорт, было бы романтично»
[254].
Как давний болельщик Michigan Wolverines, я не должен любить Buckeyes. Подвал моего дяди был забит всяким хламом с символикой команды, по субботам он вставал в три часа утра, чтобы подготовиться к спортивной тусовке на парковке у стадиона, и отправлялся туда на микроавтобусе с эмблемой Michigan Wolverines. После университета я вернулся домой в Мичиган поступать в магистратуру, а мой сосед по комнате уехал учиться в медицинскую школу в Огайо, и, естественно, я ему расписывал, насколько тут все лучше.
Несколько лет назад я познакомился с необычайно милой женщиной за семьдесят, она работала с пережившими Холокост. Прошлым летом она вскользь упомянула, что училась в Огайо, и я машинально ответил: «Сочувствую». И тут же устыдился. Какая разница, где она училась пятьдесят лет назад? Откуда у меня такое отношение? Внезапно показалось странным, что можно до такой степени не любить спортивную команду.
