Маркус спросил у хозяина магазина, сколько он хочет за репродукцию, и расплатился, не торгуясь.
— Да ты мог бы за эту цену купить и оригинал в масле! — удивилась Кейт.
Маркус пожал плечами и поднял картину перед собой.
— Знаешь, — начал он, рассматривая портрет, — мы прилетели сюда бизнес-классом, сели в такси с кондиционером и поселились в отеле, который раньше был дворцом. А такие люди, как этот персонаж, плыли на кораблях, рискуя попасть в бурю, нарваться на пиратов или подхватить цингу. Или добирались по суше, где их ждали болезни, грабежи и убийства. И плюс ко всему — жара! Ты можешь себе это представить?
— Только не в таком халате, — указала Кейт на картину. — Но я согласна, в этом и есть притягательная сила драгоценных камней.
Ей вспомнились слова Джорджа, что для него настоящий покупатель не тот, кто готов заплатить любую цену.
— Когда мы прикасаемся к драгоценному камню, в нашей душе вспыхивает нечто прекрасное, — прошептала она, скорее для себя.
Базар
Хайдарабад, Индия, 1630 г.
Экмель установил свой прилавок на самом краю базарной площади в нескольких шагах от Чарминара, чьи бежевые минареты возвышались над утренней дымкой, словно призрачные часовые. Базар только-только начинал оживать гулом и суетой.
Торговец камнями развернул на прилавке шкуру, но весь свой драгоценный товар оставил спрятанным под своим тюрбаном. Он всегда предпочитал стоять по окраинам базарной площади, держась подальше от торговцев коврами, местных попрошаек и горластых торговцев бриллиантами, которые, заняв центральные ряды, громко зазывали покупателей и бранились между собой до самого закрытия рынка перед вечерней молитвой.
Женщины в черных паранджах, лавируя между бадьями с рыбой и клетками с птицей, выбирали сушеные фрукты, орехи, бобы, рис и складывали покупки в корзины, что носили у себя за спиной. Ароматы жареного мяса, кардамона и тушеных абрикосов наполняли утренний воздух, смешиваясь с запахами пота лошадей, быков и резкой вонью шерсти коз, целое семейство которых томилось в загоне на южном конце базара.
Раскладывая алмазы в деревянной шкатулке, Экмель заметил молодого парня, стоявшего неподвижно среди базарного хаоса. Когда их взгляды встретились, юноша вздернул подбородок. Этот гордый жест не сочетался с его изможденным лицом и грязными босыми ногами. Экмель закрыл шкатулку и запер на ключ, наблюдая, как юноша, пробиваясь сквозь толпу, шел прямо к нему.
Когда парень был уже совсем рядом, Экмель положил руку на кинжал, висевший у него на поясе. Нужно было, чтобы этот нищий или раб ушел до того, как начнут подходить его покупатели.
— Я хочу, чтобы ты продал для меня кое-что, — заявил юноша, остановившись напротив прилавка.
Экмель тяжело вздохнул. Каждый день грязные мальчишки и тощие юнцы, такие же, как этот, приходили из форта Голконды или его окрестностей, босиком преодолевая горные хребты, чтобы попытаться продать здесь ворованные отрезы шелка, пыльные халаты или драгоценные камни. Он всегда гнал их прочь, что должен был сделать и сейчас, но какое-то необъяснимое достоинство этого юноши остановило Экмеля.
— Тебя как зовут, парень? — спросил он.
— Сачин.
— Покажи, что там у тебя? — попросил Экмель, качая головой.
Парень запустил пальцы под тюрбан и достал грязный тряпичный мешочек. Развязав шнурок, он вытряхнул на ладонь алмаз-сырец.
Без колебаний Экмель подхватил алмаз между большим и указательным пальцами и достал увеличительное стекло. Камень был чистейшей воды.
— Голконда, — выдохнул Экмель.
Юноша кивнул.
Экмель окинул взглядом базар — нет ли поблизости слуг короля. В последние месяцы они часто совершали облавы на рыночных торговцев, и если находили купленные у рабов ворованные алмазы, отправляли тех в темницу, а то творили что и похуже. Однако ему было жаль этого изможденного юношу.
— Ко мне сегодня придет иностранец, посмотреть алмазы, — сказал Экмель.
— Сможешь продать ему этот?
— Можно попробовать, — пожал плечами Экмель. — Но мои комиссионные будут большие, учитывая обстоятельства…
Парень никак не отреагировал.
— Я возьму половину, — уточнил Экмель.
Губы Сачина дрогнули, но он кивнул, соглашаясь.
— Теперь уходи, — распорядился Экмель. — Поешь что-нибудь и приходи сюда через час.
Сачин снова кивнул, было видно, как заходили ребра под его покрытой пылью кожей.
Бормоча себе под нос, что жена намылит ему шею, если узнает, Экмель сунул шкатулку под мышку для надежности, достал из кошелька монету и повел парня к прилавкам с едой. Обратившись к торговцу на своем родном языке, Экмель купил полную тарелку желтого риса, приправленного пряным чечевичным соусом. Он наказал юноше не шататься по рынку и направился к своему прилавку.
— Пожалуйста…
Экмель обернулся.
— Вы продадите алмаз по честной цене, правда? Мой брат умер, и нам нужно сделать подношение. Моя семья… — голос Сачина оборвался, как будто парню не хватало воздуха, и он так вымотался, что больше не мог говорить.
Экмель коротко кивнул.
— Я подумаю, что можно сделать.
* * *
Иностранец появился в назначенное время, но вместо привычных темных брюк и жилета, в которых он появлялся на базаре последние месяцы, на нем красовался персидский наряд — длиннополая рубаха из красного шелка, бордовый халат и золотистый шелковый тюрбан со вшитым по центру рубином величиной с человеческий глаз. Приняв это облачение в одежды по местной моде за знак доброжелательности, Экмель выложил перед ним алмазы в деревянной шкатулке и позволил не спеша разглядывать товар. Улучив момент, он подложил в шкатулку алмаз Сачина и затаил дыхание, когда иностранец взял его и принялся осматривать со всех сторон.
— Мы можем огранить его для вас, сэр, — предложил Экмель, жестами указывая на резчиков и полировщиков, расположившихся со своим оборудованием в дальнем конце базара.
Иностранец покачал головой:
— Мой покупатель предпочитает сам огранять и полировать. Сегодня я возьму этот алмаз и эти розовые сапфиры.
Экмель назвал цену. Как он и ожидал, иностранец предложил свою. Они упорно торговались, и Экмель уже готов был уступить, но, подняв глаза, он заметил Сачина, который со стороны наблюдал за сделкой. Парень сказал, что надеется на справедливую цену для своей семьи.
И вопреки здравому смыслу Экмель уперся.
— Этот алмаз, сэр, из Голконды. Только о таких говорят… чистейшей воды.
