И потом — какие это продукты? Нормально, если красная икра в холодильнике — банками и едят ее ложками? Увидев это первый раз, Анжела зачарованно прошептала:
— А так можно?
— Почему нет, если я сейчас это делаю? — уверенно ответил отец.
Ну и разбор других его полетов — в том же духе. Я во всем искала скрытый смысл и видела происки — будто потихоньку сходила с ума. Потом опять успокаивалась, словно засыпая.
Но однажды он перешел все границы. Потому что мало того, что я пустила его в свой дом и на кухню и даже терпела за столом. Я полотенце ему выделила! Теперь в нашей ванной висело три полотенца — как в нормальной, полной семье. Но это все ерунда, главное — я приняла его, как отца Анжелы, хотя он ни черта этого не заслуживал. И заявился он по-свински, поставив меня перед фактом, прополз, как змея. Я и терпела его только ради ребенка, четко обозначив дозволенные границы. Останавливала взглядом, и он понимал. Что подходить ко мне близко — нельзя. Что заговаривать просто так, не по делу, связанному с Анжелой — нельзя. Что касаться меня, даже нечаянно — нельзя!
Это случилось недели через две после его появления и тогда он уже периодически кашеварил у нас. Как называлось блюдо, которое он готовил в тот день я, наверное, вспомню, даже когда буду умирать. Все дело в том, как это было преподнесено.
Вернувшись после работы и только вымыв руки, я сразу заглянула на кухню. Михаил в домашней одежде и фартуке повернулся ко мне от плиты и вдруг улыбнулся так… как раньше, будто мы снова там — в нашем с ним времени. И шагнув ближе, поднес к моим губам ложку со своим варевом, предварительно подув на него, чтобы я не обожглась. И коснулся ею моих губ, глядя на них и нежно так прокартавив название — «aligo d'Auvergne».
Наверное, я побелела. Или позеленела, потому что на его лице отразилась паника, а я потеряла способность думать — в голове стоял белый шум. Оставались секунды! До чего — не знаю, но приостановила я это непонятным, но огромным усилием, а вот совсем прекратить не смогла. И сорвалась — развернулась и рванула в прихожую, чтобы не видеть его. Мало того — я не могла находиться в одном с ним доме, в одном месте! В каком-то дурном угаре я тянула на себя только что снятое пальто. Раз он такой знатный кашевар и отец замечательный, да еще и чувствует себя здесь настолько свободно, то не слабо ли ему будет переночевать в нашем доме этой ночью? Он присмотрит за дочерью, а я займусь, наконец, личной жизнью. А утром вернусь. Что и предложила.
— Куда ты пойдешь? Поздно уже, скользко, — позволил он себе очередной раз, а я ответила:
— Для того, что мне нужно — в самый раз. А ты что — на узелок завязал десять лет назад? Сомневаюсь. Вот и я себе не отказываю. Так что, будь добр, пускай уж твое появление станет хоть как-то приятно не только дочери, но и мне. Договорились? — обувалась я у двери. Заглянув в зеркало, ярко подкрасила губы, распустила волосы и прошлась по ним щеткой. Махнула рукой появившейся в дверях Анжеле:
— Ты не против? Я к тете Алёне — поболтать, не скучай тут, слушайся папу. Покажи где лежит постельное, сегодня он ночует у нас на диване. В школу утром отвезу.
— Не спеши, — донеслось уже со спины, — я сам отвезу.
— Спасибо тогда, — прикрыла я за собой дверь.
Выглядело все это… шлюшно, но зато я выжила. Не взорвалась изнутри и не задохнулась. Стоит ли говорить, что я просто переночевала в гостинице? Потому что в том состоянии я зубами порвала бы любого из них. На ленты и мелкие лоскуты!
Место свое он понял, как и я поняла, что мужик не прочь был совместить приятное с полезным — и с дочерью навести мосты и слегка развлечься по старой памяти с ее мамой. С тех пор подобного не повторялось, но в гостиницу я уходила еще пару раз. Просто тогда по непонятной причине я отлично там выспалась, предварительно предупредив Голубева, что на работе буду ближе к обеду. С момента появления бывшего, дома я спала неважно.
— Зачем ты так мучишь себя? — удивлялась Алёна, — пускай бы встречался с Анжелой на нейтральной территории.
— На нейтральной они в выходные — кино, теннис, детское кафе. Погода мерзкая. А то, что каждый день…? Он скоро уедет. Что уж теперь? Я в самом начале допустила ошибку — нельзя было позволять им так сближаться. Но он замечательный отец, Лянка! И этого не отнимешь. Судя по всему, других детей не настрогал, так что это природное, что ли?
— Так может… — осторожно начала подруга.
— Даже речи не идет — ни с моей, ни с его стороны. Я его терплю с трудом — бесит, а он сразу сказал, что здесь только на время отпуска. Пошалить не отказался бы, судя по тому случаю, но я пресекла… Что? Что ты там молчишь?
— Страсти кипят, — отозвалась, наконец, она, — а он, случаем, не действует на тебя, как Голубев?
— Хуже — я уже ненавижу всю их породу!
— Вам нужно сесть и поговорить о том, что случилось тогда. Иначе ты сорвешься. Или он. Испугаете ребенка.
— Я больше не сорвусь. А он тем более не сорвется. Впечатление — мобилизовался всеми силами и примет от меня любую гадость и мерзость, проглотит даже прямые оскорбления и только поморщится. Я не знаю, что это. Так дорожит временем с дочкой? А с чего вдруг такие яростные отцовские чувства?
— Он скажет? — продолжала гнуть свое Алёна.
— А ты помнишь, как я рвалась мирить тебя с Олегом? Ничего тебе не напоминает? Я ведь тоже тогда считала, что права и понимаю все лучше, чем ты.
— Да я вроде и не мирю вас? Ладно… Не было бы только поздно. Заезжай, звони — не пропадай. Пока, Ир, — отключилась она.
А я попыталась представить себе… потому что совет хороший, правильный — говорить. И — нет. Невозможно! Не та ситуация. Я не смогу прямо спросить его — за что ты так со мной тогда? Чем я заслужила? А если и смогу, то что он может ответить? Есть ли такому хоть какое-то оправдание? И хочу ли я его знать? Да я же сдохну от боли! Она вернулась вместе с ним, и чтобы я еще ковырялась в старой ране? По собственной инициативе? Да ладно!
Глава 5
Впереди уже маячил, стремительно приближаясь, Новый год и Алёна пригласила нас с Анжелой встретить его у них. Обещала интересные подарки и целый вагон хорошего настроения. Вообще праздники у Дружаниных всегда проходили очень душевно. Там просто, но вкусно кормили и было много сюрпризов, радостной суеты и смеха. Вообще, только переступив порог их дома, я как-то плыла сознанием, расслабляясь и растворяясь в надежной, устоявшейся атмосфере семейного уюта и счастья. Там я была своей и нравилось мне у них абсолютно все: крестница моя — черноглазая Анечка, мутные пока мальчишки- близнецы, участок, озеро, сам дом среди берез и рябин — его вид и запах внутри, общее настроение…
В части, где служил Николай, существовало что-то вроде традиции, а скорее такой порядок: перед Новогодними праздниками путем опроса составлялся список желающих получить ёлку. И начальство отправляло куда-то в лесничество, на официально выделенную делянку машины, а уж там ребята грамотно выбирали самые-самые! Ёлок красивее я не видела — сказочно пушистые, ровненькие, пахучие! Их просто до слез было жаль — пропадет же эта красота. Простоит сколько-то — и все. Но когда под прошлый Новый год нам опять завезли очередное чудо, я так радовалась за дочку! Вопреки всем предыдущим сожалениям и намереньям. Прапорщик поднял ёлку на наш этаж, позвонил в дверь и спросил:
