Вещи я уложила в заплечную сумку, наложив на сундук заклятие от вторжения. Его подсказала мне Ванда, как и то, какие зелья с собой взять в дорогу.
— Да сон странный снился, — начала было я, но тут же осеклась, когда заметила, что хозяйка обмывает в тазике, стоящем на столе, корень мандрагоры. В воздухе разлился терпкий запах вина.
— Проходи, смотри, что я достала. В поездке пригодится. Видишь какое переплетение корней? Значит, женский это корень.
— И мы возьмём его с собой? Как снотворное? — спросила я, подавая хозяйке алую тряпицу, чтобы завернуть человечка по всем правилам.
Сейчас, при свете дня, мой сон больше не казался чем-то насланным, видением. Перед тем как заснуть, я читала про кукушкины слёзы в своей новой книге. О том, как добывать корень и как с ним обращаться.
Равно как и о том, что все эти разговоры о страшном визге извлекаемого растения, не более чем вымыслы, чтобы не каждый, кто его видел, выдёргивал цветок и ранил его своим небрежным отношением.
Да и небезопасен отвар мандрагоры. Можно даже насмерть отравиться, если дозу не соблюдать.
— И от боли, если что случится, пригодится. Да и от мужского влияния тоже.
Ванда снова выразительно на меня посмотрела, но больше ничего не добавила.
Шляпную коробку я тоже с собой захвачу и отдам при первом удобном случае истинному хозяину.
Пусть не считает, что так легко со мной сладить. Помочь я Рыси помогу, деваться некуда, а подарки мне его не нужны.
На всякий случай я запретила себе даже смотреть в ту сторону, где лежала коробка. Она так и манила: открой меня. Примерь шляпку в последний раз, а потом отдашь. Ага, как же!
Как только на небе появились первые звёзды, в дверь постучали. Три раза, коротко, отрывисто. Видимо, это был условный стук, потому что Ванда, уже переодевшаяся в плотное тёмно-синее платье, закрывающее руки до локтя, поднялась с дивана и бросила:
— Пора.
Вещей у нас было немного. Моя заплечная сумка, да ещё маленькая через плечо, где я хранила пузырьки с зельями и гребень с зеркальцем. У хозяйки был собран прямоугольный кожаный саквояж, в котором она держала травы и всё необходимое для работы, и сумка-тюк, размерами чуть больше моей.
— Аккуратно неси, а то разольёшь пузырьки внутри, и все мигом отравимся, — заворчала Ванда высокому амбалу с лицом разбойника с большой дороги. Он пришёл, чтобы отвезти нас к Северным воротам, за которыми мы и должны были встретиться с нашими спутниками.
Амбал, мужчина средних лет, с проседью в серых волосах, только опасливо покосился на мою хозяйку, но ничего не ответил. Я кожей почувствовала, как ему хочется бросить всё, смачно сплюнуть на землю, и уйти подобру-поздорову, чертя в воздухе охранные знаки.
Но он только мрачно посмотрел вслед Ванде и снёс вещи в экипаж, присланный за нами самим Кестером. Я всё ещё помнила его имя и с грустью смотрела на шляпную коробку, которую держала в руках.
Жаль, это шляпка очень мне шла! После того как я вернусь из путешествия на Север, куплю себе новую.
Я оглянулась на дом Ванды, уже ставший мне родным, пусть я и прожила здесь совсем немного, и подумала, что никто не даёт никаких обещаний. Не факт, что я окажусь в столице через неделю или две.
Именно в этих думах я пребывала всё время, пока экипаж ехал по улицам Плауполиса. Насуплено молчала и рассеянно отвечала на замечания Ванды. Амбал занял место на козлах рядом с возницей.
— Зачем он берёт меня в поездку? — спросила я её в лоб, когда экипаж остановился у Северных ворот.
Хозяйка поняла, кого я имею в виду, и пожала плечами:
— Вот сама и спроси. Значит, нужна ему, а в каком качестве и насколько долго, сама вскоре увидишь.
Глава 2
— Что происходит? — спросила я, отодвинув занавесь, закрывающую окошко.
— А? Что такое? — вторила мне Ванда. Хозяйка, сидящая напротив, задремала и теперь, позёвывая и протирая глаза, смотрела по сторонам.
— Нас тряхануло, словно повозку кто-то толкнул.
— Наверное, на кочке колесо подскочило, — решила Ванда после небольшого раздумья и снова откинулась на подушки, закрыв глаза. — И ты поспи, до обеда далеко, скорее всего останавливаться не будем.
— Откуда знаете? — спросила я, втайне надеясь, что Ванде известно больше, чем мне. То есть больше, чем ничего.
— Сказала же, наблюдать надо. Держи один глаз закрытым, чтобы не видеть уродства мира, а другой открытым, чтобы не пропустить чудеса, которые ещё здесь встречаются.
Ванда снова посмотрела на меня, как на надоедливую муху, мешающую спать.
— Ничего мне не известно, — добавила она, наморщив лоб, словно отвечая на мой немой вопрос. — Судя по тому, как быстро и ровно мы едем, дорога идёт по Главному тракту. Здесь дорожная пошлина самая высокая, значит, опять-таки, время выиграть для нас важнее, чем сэкономить. Эти господа, с которыми ты… мы связались, терпеть не могут, когда звонкая монета попусту утекает из кошелька.
— Зачем мы едем с ними? — спросила я снова, надеясь, что пока Ванда разговорчива, она хотя бы сделает какой-то намёк.
— Сказано надо, значит, надобность в нас большая. Думай и наблюдай. И спать мне не мешай! — зевнула хозяйка и снова закрыла глаза, давая понять, что тратить время на болтовню она больше не намерена.
Мол, ты выспалась, а теперь мне не даёшь!
В экипаже, к счастью, мы ехали одни. Рысь, если он и присоединился к нашему кортежу, никак не давал о себе знать.
С другими двумя экипажами мы встретились, когда уже выехали за ворота. Никто не спешил представиться нам, равно как и просто поздороваться. Лишь амбал, который помог нам с сумками, засунул внутрь экипажа, приоткрыв дверцу, вихрастую голову и сказал извиняющимся тоном:
— Вы, это, не высовывайтесь, пока остановки не будет. Для вашего же блага, барышни!
На это обращение, более приличествующее девушке, чем даме средних лет, находящейся на пороге зрелости, коей и была Ванда, она хмыкнула, но благосклонно кивнула.
— Надо будет дать бедняге золотой совин, — произнесла она тоном благодетельной госпожи, когда амбал не мог уже нас услышать. — Вещи аккуратно донёс, и видно, что хоть и неотёсан, но предупредителен.
