Гончая набросилась на меня.
Прыжок с места.
Ухожу в разгон и, не глядя, обрушиваю себе за спину «пресс». Разворачиваюсь, отступаю вправо. К этому моменту меня уже окутывает кинетика, а вслед за ней — «полыхающий щит». Тварь выдерживает чудовищное давление. Я вижу, как шерсть гончей покрывается маслянистыми разводами. Из подушечек лап выдвигаются втяжные когти. Вы шутите. Эта штуковина даже в сугробы не проваливается?
Резкий бросок к моему колену.
Я проламываюсь через собаку, используя «раскладку». Сумасшествие, но что поделать. Оказавшись чуть сбоку и сзади, наношу сокрушительный удар кулаком в хребет, укрепив костяшки «каменной броней».
Раздается хруст.
Гончая разваливается надвое, но передняя часть фамильяра продолжает клацать челюстями и скрести лапами по снегу, пытаясь меня достать.
Всаживаю в череп зверюге огненный патрон.
По снегу разбрызгивается зеленая жидкость.
Вот оно что, Михалыч…
Бросаю короткий взгляд на дерущихся. Стоп, уже не дерущихся. Брат Никон лежит, уткнувшись мордой в снег. Над его телом стоит Арина. Костяной пистолет исчез, из правого кулака девушки торчит стальное лезвие. Аккурат между средним и безымянным пальцами. Кастет? Присмотревшись, я понимаю, что моя спутница уложила монаха тычковым ножом. Клинок в крови, под монахом расплывается что-то темное. Наст в этом месте начинает слегка подтаивать.
Арина небрежно проводит ладонью по лезвию, смывая кровь невесть откуда взявшейся водой.
— Ты его знаешь? — кивок в сторону Никона.
Вопрос отвлекает меня от мрачных раздумий.
— Монах Никон.
— Должен быть и блюститель, — в голосе Арины чувствуется едва уловимая дрожь.
— Иннокентий.
Площадка перед подъездом напоминает сюрреалистический бред сбежавшего из психушки художника.
Людей не видно.
— Валим отсюда, — предлагаю я.
«Чутье» обманывает меня крайне редко. Сейчас опасности нет. Куда запропастился блюститель Иннокентий — ума не приложу. Одно ясно: будь он неподалеку, сейчас в снегу лежали бы мы с Ариной, а не брат Никон.
Убрав оружие, мы пересекли двор под «отводом глаз», юркнули в полутемную каменную арку и свернули налево — к троллейбусной остановке. Я уже поработал с вероятностями, и нас дожидалась маршрутка с услужливо сдвинутой дверцей. Влетаем в салон, протискиваемся к задним сиденьям, выслушивая бурчание пассажиров по поводу напущенного холода. Кто-то закрывает дверь, машина трогается с места. Передаем мелочь через закутанную в полушубок пенсионерку. Обратно получаем билетики.
— Больше так не делай, — сказала Арина, отвернувшись к окну. Мы проезжали мимо длинного здания, первый этаж которого был занят витринами продуктовых, хозяйственных и технических магазинов.
— Как?
— Выполняй мои приказы.
— Я же убил гончую.
— И сам чуть не погиб.
— Я пробил брешь в защите Никона. Ты бы сама не справилась.
— Уверен?
Нет. Я не был в этом уверен.
— И что это за техники у тебя? Как ты пролез через стену?
— Эй, — осадил я бодигарда. — Я же не спрашиваю, как ты протаскиваешь в самолеты костяной пистолет, стреляющий водяными пульками? Или про твою молитву в подъезде?
Девушка смутилась.
— Что умею, то умею, — выдал я заключение.
Арина понизила голос:
— Я не слышала о таких навыках у корректировщиков.
— А то. Редкое умение.
— Ты и огнем владеешь.
— Владею.
— А хребет гончей ты сломал…
— Тссс, — я приложил палец к губам. — Не здесь. Поговорим дома, хорошо?
Маршрутка резко остановилась.
Меня швырнуло на переднее сиденье, и лишь выставленные руки уберегли от удара переносицей о спинку.
— Что там? — насторожилась Арина.
Со всех сторон донеслись испуганные крики и перешептывания. Мне почудилось слово «церковник».
Выглядываю в проход между рядами кресел.
Через лобовое стекло виден почерневший от грязи и соли снег. По встречке медленно ползут автомобили. Серое небо осыпается хлопьями, напоминающими сажу от костра. Всё это время мы двигались с черепашьей скоростью — водитель опасался снежных заносов.
Посреди дороги застыла человеческая фигура.
В черной, наглухо застегнутой по самую шею, сутане.
— Иннокентий, — вырвалось у меня.
— Кто?
Арина пыталась что-то рассмотреть через сиденья и головы.
— Блюститель Иннокентий.
При упоминании блюстителя глаза девушки оледенели.
Церковник держал в вытянутой руке что-то мелкое и блестящее. Я врубил «телезрение», чтобы рассмотреть предмет. Медальон с изображением Весов. Чипированный биометрический артефакт, заменяющий церковникам паспорта.
Убедившись, что водитель понимает серьезность положения, Иннокентий спрятал медальон.
И неспешно двинулся к маршрутке.
— Извини, — сказал я.
Арина не успела среагировать.
Я применил «раскладку» и провалился в барнаульскую стужу на «дополнительном ускорении». Терять нечего, маски сброшены. Бью чакрой в диагональ, чтобы не зацепить пассажиров маршрутки. Незримая сила отсекает поток снежинок, срезает часть кузова проезжающего мимо грузовика и сосульку с карниза балкона. Я вкладываю в удар прорву эфира, рассчитывая смять ауры Иннокентия. Остановить меня блюститель не может, но он чует неладное. И быстро смещается вправо, размазавшись от запредельного движения. Прикинув, где должен оказаться враг, я направляю туда же «полосу жара», затем «электрическую плеть», а напоследок бью «дрожью земли». Слабенькой, но сотрясение выворачивает асфальт из-под ног оппонента, сбивает концентрацию и вынуждает вновь уклоняться, сходить с линии атаки.
Из салона выскакивает Арина.
Поднимает пистолет.
Водяные пули впитываются полупрозрачным куполом, который успел выставить блюститель.
Пассажиры в страхе смотрят на происходящее.
Мой ужас еще сильнее. Потому что у Иннокентия нестерпимо засияли вериги, вживленные, судя по всему, под кожу. Я увидел сложный рисунок цепей, проступающих под тканью облачения церковника. Иннокентий в один миг сделался похожим на компьютерную плату.
— Нарушители, — прорычал блюститель. — Еретики.
Нечто ударило по площади, опрокидывая Арину на тротуар. Я устоял, пустив встречную волну деструкции. Из тамошнего арсенала. Эфир сгустился, трансформировался в тугой кулак и обрушился на церковника.
