Блюстители отстают.
Точнее — монах и блюститель.
Я определил ранги святош даже сквозь защитные и маскировочные ауры.
При резких поворотах оцифровка реальности дергается, покрывается пиксельной вьюгой.
Мы проносимся под брезентовым навесом, растянутым над грудой металлолома, вновь поворачиваем налево, затем — направо. Трущобная теснина сменяется вполне приличной двухполоской, по краям которой ютятся автомастерские.
— Это северный сектор, — говорит девушка.
Фух.
Вроде, оторвались.
— Ты их видишь? — Арина бросает мимолетный взгляд на окошко в левом нижнем углу лобового экрана. Аналог устаревающих зеркал.
Осматриваюсь.
— Нет.
Мы скинули хвост на той извилистой улочке, где я пугал «жутью» бродячих псов.
Вновь подключаюсь к городским камерам по вектору нашего движения и огнем, с которого всё начиналось, вычищаю базы за последние сорок минут.
— Останавливай, — приказываю бодигарду.
— С катушек слетел?
— Надо сменить машину.
Девушка паркуется у стены обшарпанной пятиэтажки. Я реанимирую компьютер, открываю двери проездной картой и выпускаю нас в кромешную дичь пропыленной насквозь Урги. Да-да, северо-восток Маймачена примыкает к культовому поселению всех монгольских буддистов. Если бы мы двигались на восток, то уперлись бы в легендарный Гандантэгченлин.
Вы, конечно, задаетесь вопросом, почему мы движемся не на юг, в сторону Китая, а к самому что ни на есть Империуму. Ответ прост. Мы не собираемся углубляться в континентальные дебри. Проще и безопаснее добраться до Сёгуната через Корею. Собственно, Корея — это уже не феодальный сателлит наподобие Монголии, а полноценный Сёгунат со всеми вытекающими. Правда, чтобы доехать до Пхеньяна, нам потребуется пересечь обширные земли Внутренней Монголии и китайской провинции Ляонин. Это порядка тысячи восьмисот километров. А вот небольшой крюк к Пекину сокращает наши мытарства до тысячи ста километров. Сложно, но я, как и прежде, не горю желанием соваться в аэропорты. Кроме того, в Пекине живет один из лучших азиатских оружейников, которого я хочу завербовать в свою команду. Как вы уже догадались, Харада выступает за окольный путь, я — за прямоезжий. В смысле, через Пекин.
Окончательное решение мы примем в Улане.
На меня обрушивается завывание бури. Приходится тут же натянуть очки-консервы с респиратором и замотаться в шарф. Заодно и капюшон поднимаю — холод адский.
Арина следует моему примеру.
С неба, рассекая винтами оранжевый полумрак, спускается аэротакси.
— Ты когда успел такси вызвать? — Арина включила микрофон в респираторе. Голос у нее был скрипучий, механический.
— Я не вызывал. Просто изменил программу полета.
Мы влезли в кабину коптера.
Двери мягко вошли в пазы, отрезая пылевое сумасшествие. По прогнозам буря должна бы уже закончиться, но она только крепчает.
Аэротакси устремилось в затянутое мутью небо.
И тогда я увидел наших преследователей, выскочивших из-за угла пятиэтажки. Пара силуэтов в черном. Ариведерчи, родные.
Вот как они нас находят, а?
Накрываю коптер «куполом тишины».
— Ты собрался в Улан лететь на этой штуке? — спросила Арина.
Коптер быстро набирал высоту.
— Возможно. Еще не решил.
— А почему темно?
— «Купол тишины».
— Что это?
Я объяснил.
Арина внимательно выслушала.
Аэротакси поднялось над фронтом бури — я смог это увидеть в режиме «телезрения». С высоты птичьего полета окраины города выглядели так, словно корпоративные небоскребы, жилые башни и шпили сетевых ретрансляторов тонут в грязно-оранжевых облаках. Зыбкая неустойчивость.
Взвыло «чутье».
И с чего это я решил, что всё закончилось?
Ныряю в «телезрение». Аэротакси мчится на трехстах двадцати километрах в час вдоль шестиполосной автомагистрали. Курс — строго на восток. Ургу мы уже обогнули, буддийские монастыри остались позади и справа. Окружающая реальность представляет собой бескрайнюю вымороженную пустыню, клубы рыжей пыли и тонкую нитку шоссе под нами. В этой мути скользят черные силуэты машин — легковушек, пассажирских автобусов, грузовиков и крупногабаритных трейлеров. Если спуститься ниже, виднеются флюоресирующие полосы и дорожные знаки с подсветкой.
Ощущение опасности усилилось.
Бросок назад.
Вот он, каплевидный «такири». Движется быстро, но с каждым километром дистанция между нами увеличивается.
Бросок вперед.
Тут всё плохо.
Шоссе не перекрыто полностью, но местная полиция пригнала бригаду спецназа с двумя шагателями. Я вижу, что шагатели уже сканируют пространство и наводят ракеты в нашу сторону.
Стоп.
Это не шагатели.
Купола и другие признаки кабин отсутствуют. Конструкция машин не предусматривает нахождения внутри человека. Следовательно, передо мной автоботы.
Здравствуй, «цифрокор».
Одна из машин перестает целиться в небо, разворачивается на девяносто градусов и всаживает очередь из крупнокалиберного пулемета в корпус второго беспилотника. Бронебойные пули с магическим усилением проделывают в «груди» автобота здоровенную дыру. Не удовлетворившись проделанной работой, мой карательный инструмент начинает расстреливать спецназовцев. Те почти успели собрать непонятную колдунскую хрень, напоминавшую пирамидку. Корпус пирамидки украшают светящиеся иероглифы, на вершине красуется темно-фиолетовый кристалл, от которого на трех планах расходятся волны возмущений.
Автобот в упор расстрелял всю бригаду, всадил гранату из подствольника в пирамидку и затих. В этот момент мы и промчались мимо — над десятком изувеченных трупов, развороченной металлической тушей, судорожно подергивающей конечностями, останками пирамиды и послушно ожидающим приказов автоботом.
Меня посещает озарение.
Губы кривятся в злорадной усмешке.
— Ты чего? — забеспокоилась Арина.
— Всё в порядке. Не переживай.
Снова разворачиваю автобота под прямым углом и запускаю ракету к новой цели. Вдоль шоссе вычерчивается инверсионный след.
Активируется «мертвый канал», но против ракеты с водной вставкой это бесполезно.
Взрыв.
«Такири» с монахом и блюстителем разлетается на тысячи осколков, распространяя по ментальному плану волны боли и ужаса.
Аэротакси мчится дальше.
Меняю программу таким образом, чтобы держаться подальше от шоссе. Редактирую пункт прибытия. И с чистой совестью переношу свой разум в реал.
