— Да. Он самый. Сейчас покажу документы. — Он подкатился к шкафчику, где лежало все самое ценное. К своему удивлению, был очень рад тому, что появилась возможность вернуться в деловое состояние, привычное и родное.
— Тогда я здесь присяду и начну проверять набросок доверенности. С вашего паспорта можно снять ксерокопию?
— Нужен российский или загран? Ксерокс есть, по-моему, на стойке приемного отделения. Больше не знаю вариантов.
— Не переживай, Игорь, я найду. — Симонов вмешался опять, хоть его и не просили.
— Отлично. Валерий, ваши документы тоже потребуются. Или их заверенная копия.
— Все будет, не переживайте.
— А вы, девушка, кем приходитесь доверителю или доверенному лицу? — Фрау Кириллова, наконец-то, заметила Женю, которая снова ушла в тень — примостилась у подоконника, в стороне от всех, и молча наблюдала за происходящим.
— А это моя девушка! — Фраза, за которую Игорь мог бы убить Валеру. Он даже себе в красках представил, как это могло бы быть. И кресло-каталка не стало бы преградой…
А Симонов, как ни в чем не бывало, подошел к девушке, приобнял ее за талию, скрыв от остальных, и воркующим голосом предложил:
— Малыш, придется тебе немного поскучать в коридоре… Не обижайся, ладно? Подождешь нас? Я, кажется, видел аппарат с кофе и шоколадками недалеко от лифтов. Посидишь там? — и, чтобы добить окончательно, очень нежно заправил за ухо Жене прядь, которая и так смотрелась замечательно. Нечего там было заправлять.
Игорь вместе с нотариусом наблюдали, как руки девушки взметнулись на плечи Симонова, легонько прошлись вверх, ероша ему волосы на затылке… Наверное, она улыбнулась, но этого не было видно из-за мужской спины.
— Хорошо. Я найду, чем заняться. Не переживай… — Суворову, конечно, могло лишь почудиться, но с ним Женя так не разговаривала, даже в лучшие времена: так ласково и так уверенно. Всегда ощущалось, что они — не на равных.
И она выпорхнула из помещения, мило улыбнувшись окружающим. Словно и не было тяжелых слов, сказанных десятью минутами ранее…
Игорю уже надоело скрипеть зубами и тормошить ни в чем не повинные ручки кресла. Им и так на сегодня досталось. Но как еще выплеснуть злость, раздражение и еще что-то, непонятное, что клубилось на душе, он пока не знал.
Бедная фрау нотариус, похоже, утомилась от его придирок и стремления разложить на части каждую фразу и слово. Весь набросок доверенности был исчеркан вдоль и поперек — заметками, поправками, новыми формулировками. В Суворова словно бес вселился. Или он так соскучился по реальной работе? Хотелось думать, что только по этой причине.
Фрау Кириллова, хоть и выглядела уставшей, но смотрела на Игоря с уважением. А вот Симонов… Вообще-то, Игорь не задумывался о том, что думает Валерий — чересчур увлекся документами. Просто случайно поднял взгляд, пытаясь найти наилучшую формулировку, напрягая все извилины памяти, и заметил, что глаза Валеры блестят насмешкой. И поди пойми, с чем это связано: с придирчивостью Игоря к доверенности или с провалом в отношениях с Женей? Он предпочел не выяснять.
— Ну, что ж, надеюсь, больше корректировок не будет? — нотариус устало потерла глаза под очками. — Я забираю все это на обработку, а завтра привезу уже готовый текст, набранный на гербовой бумаге. Печати и подписи поставим прямо здесь. И порядковый номер тоже на месте присвоим. Вас устраивает такое решение?
— Оставьте свой номер телефона. И сделайте копию вот этого листка с пометками. Я еще вечером посмотрю, если возникнут идеи — перезвоню.
— Как скажете. Только сразу предупреждаю — за работу по телефону я тоже деньги беру.
— Учту.
— Валерий, у вас есть возражения?
— Нет. Мне, по большому счету, параллельно. Здесь интересы Игоря важны.
— Но платите за это вы? — в профессиональный, отстраненный тон женщины закралось любопытство.
— До поры до времени. Как только он получит полноценный доступ к своему имуществу, мне все вернется.
— Я поняла вас. На этом прощаюсь. Завтра встретимся в то же время. Провожать не нужно, я сама доберусь. — Сухо, с достоинством, очень сдержанно дама удалилась, дробно пристукивая каблучками.
Негромко хлопнула дверь, и воцарилась тишина, надолго. Симонов не торопился ни уходить, ни что-то объяснять. У Игоря была масса вопросов, и он бы предпочел выпроводить Валеру как можно раньше, но тоже чего-то ждал. Или готовился, раздумывая, с чего начать.
— С каких пор мои интересы тебе стали так дороги? — решил зайти нейтрально.
— Так мы ж с тобой теперь почти родственники, Игоряныч! Женюсь вот на Женьке, посаженным отцом ей станешь!
— Ты извращенец, что ли? — даже у Суворова, далекого от предрассудков, от возмущения сталь зазвенела в голосе.
— Ой, ли? Тебе ли говорить об извращениях, Игорь? — без продолжения было ясно, к чему он ведет.
Игорь втянул и с силой выпустил воздух через нос, не позволяя себе заорать. Вдохнул, снова так же выдохнул. Даже глаза прикрыл, чтобы немного успокоиться.
— Какой я ей посаженный отец, ты в своем уме?!
— Ну, она к тебе так относится… У нас с ней родных практически нет… Так хоть ты можешь привести к алтарю невесту… — Валера что-то еще говорил. Но Суворов уже не слышал: и слух, и зрение заволокло вспышкой гнева.
— Да твою-то мать, Валера! Ты сам себя слышишь? Святое что-нибудь в твоей душе есть?!
— Игорь, это ты говоришь о святом? — он не видел и не слышал, в какой момент в палате снова появилась Женя. И не знал, какую часть разговора девушка успела застать…
Глава 29
Женя ощущала себя больной, и не только морально: все тело крутило и ломало так нещадно, словно ее пропустили через мясорубку, и лишь каким-то чудом ей удалось выбраться живой.
На что надеялась, соглашаясь на эту поездку? Зачем решила, что встреча с Игорем — удачная идея? Она ведь, реально, поверила уговорам Симонова, посчитала, что в состоянии чем-то помочь.
Но обвинять во всем Валеру было бы нечестно. Ведь и сама, в глубине души, лелеяла надежду, что услышит от Игоря что-нибудь… Пусть — не самое доброе. И вряд ли мечтала о том, что он раскается, будет о чем-то сожалеть… Но хотя бы извинения за то, что сделал. Неужели она и этого не достойна?
Суворов, по общепринятым меркам, должен был бы выглядеть жалким и несчастным: в конце концов, инвалид, пусть и с шансами на выздоровление. Во всяком случае, именно так описывал ей ситуацию Валера. Как бы не так: Игорь встретил Женю таким же взглядом, исполненным уверенности в себе и презрения ко всему миру, как и раньше. Казалось бы, сидя в кресле-каталке, он должен был смотреть на мир снизу вверх… Ничего подобного: он вел себя наравне со всеми, ничто в его словах и жестах не показывало, что в жизни Суворова что-то изменилось. Девушка ни разу не рискнула присесть: стоя, она еще как-то могла противостоять его взгляду. А если бы их глаза оказались на одном уровне, то ощутила бы себя просто мухой, размазанной по стеклу.
