Париджахан села напротив Нади. Скорее всего, аколийка надеялась узнать, есть ли у нее какой-то план. Они все надеялись, что у нее есть план. Но она понятия не имела, что делать дальше.
Надя была уверена всего в нескольких вещах. Она знала, что со старыми богами нельзя было договориться: они понимали только язык силы, – и ее знания о структурах власти и иерархиях пойдут ей на пользу, потому что в конечном счете все сводилось к этому. Ее боги находились на несколько ступеней ниже.
Но если Надя была создана из той же материи, что и старые боги, – была ли она одной из них?
«Все не так просто».
Она вздрогнула, услышав в голове чей-то голос. Рашид бросил на нее быстрый взгляд, а затем поднялся на ноги, чтобы помочь Остии с ужином. Транавийка не могла похвастаться кулинарным талантом.
Этот голос был таким неожиданным и таким желанным.
«Вецеслав».
В пантеоне было всего несколько богов, которые говорили с ней так же часто, как Марженя, и больше всех остальных ей нравился Вецеслав. Покровитель войны, мира и железа. Он был добр, насколько вообще может быть добр бог. Его молчание ранило Надю больше всего. Особенно ее задевал тот факт, что он не вернулся даже после того, как с ней вновь начали разговаривать другие боги.
«Привет, дитя», – в голосе бога звучала теплота, но она знала, что нужно оставаться настороже. Марженя научила ее быть подозрительной.
«Я могла бы задать тебе тысячу вопросов. Я могла бы спросить, почему ты меня бросил».
Надя встала, мягко коснувшись плеча Париджахан.
– Я собираюсь прогуляться, – прошептала она, поднимая свои четки в качестве объяснения.
Аколийка кивнула:
– Не уходи далеко.
«Я хочу понять, Вецеслав. У меня есть некоторые кусочки головоломки, но многое все еще покрыто завесой тайны».
«Когда Марженя заявила о своих правах на тебя, мы испугались. Мы перестали благословлять смертных после того, как один клирик поддался влиянию Чирнога».
Надя нахмурилась.
«Кто?»
«О, ты слышала о Селестине Приваловой. Ее имя так и не вычеркнули из записей».
Но загадочные отрывки из старых книг не собирались в единую картину.
Снег хрустел у нее под ногами. Они были в лесу: не таком густом, как леса в Болагвои, но здешний воздух тоже пропитался тьмой. Деревья пугающе нависали над девушкой, протягивая к ней искривленные ветки.
Надя слышала, что Селестина стала причиной, по которой Калязин рисковал проиграть войну. Королевства были равны, и ни одна сторона не могла похвастаться серьезным преимуществом, пока Селестина не предала генерала Карташова, присоединившись к транавийскому магу крови. Армия потерпела сокрушительное поражение. Все клирики погибли, и только через много лет Калязин получил еще одного благословленного ребенка – Надю.
«Но Селестина была клиричкой».
«Она была моей клиричкой».
«Ох, – выдохнула Надя. Она знала, что у Вецеслава был клирик, которого он никогда не упоминал. Кто бы мог подумать, что это было так давно. – Что случилось? Во всем виноват Чирног?»
«Он всегда мог шептать из-за пределов забвения. Он отыскивал человеческие слабости и вертел смертными, как ему было угодно».
«Это происходит снова».
«Марженя была убеждена, что тобой можно управлять. Ей казалось, что, если она будет следить за каждым твоим шагом, ты никогда не узнаешь. Если она заткнет тебе уши, ты никогда не услышишь их песни. Если она закроет твои глаза, ты никогда не увидишь, что происходит в мире. Ты никогда не почувствуешь свою собственную магию и не поймешь, что можешь действовать самостоятельно».
«Так вот почему ты перестал со мной разговаривать».
«Я боялся еще одной трагедии», – сказал Вецеслав.
Это было странно. Снова разговаривать с богом. Чувствовать, что кто-то знает ее и даже заботится о ней, хотя Надя знала, что не стоит заходить так далеко. Было бы глупо приписывать богам человеческие эмоции.
Но, возможно, когда-то они сами были людьми.
«Вецеслав, почему ты решил заговорить со мной?»
«Я хотел бы внести ясность».
«Звучит как работа для Вацлава».
«Если ты этого хочешь. Он не против».
Надя моргнула.
«Что?»
«Мы разошлись во мнениях. Большинство из нас готовы снова заговорить с тобой, чтобы попытаться отсрочить неизбежное. Мы все в опасности».
«Ты думаешь, что я поддамся старым богам».
«Ты уже принадлежишь им. Вопрос только в том, как ты себя проявишь».
Надя поморщилась. Никто из них по-настоящему в нее не верил.
«Значит, ты вернулся ко мне, чтобы спасти себя».
«Ты и правда хочешь услышать наши голоса?»
Она закрыла глаза. И да, и нет.
Боги больше не играли значимую роль в ее жизни. Она сама решила спасти мир. Спасти транавийского короля, который слишком много пил и умудрился влюбиться в собственного лейтенанта. Спасти аколийскую девушку, расчетливую и хитрую, но такую добрую. Спасти аколийского парня, готового отдать жизнь ради своих друзей. Спасти ироничную, но невероятно преданную транавийку.
Она хотела спасти монстра. Чудовище с острыми когтями, железными зубами и холодными глазами. Она хотела спасти юношу с заботливыми руками, мягким голосом и нежной улыбкой.
Но он был потерян навсегда.
«Тебя переполняет тьма. Мы еще посмотрим, будешь ли ты достаточно сильна, чтобы ее побороть. Но я здесь потому, что хочу тебе помочь».
Надя коснулась четок, на ощупь находя бусину Маржени. Прямо над символом в виде черепа с открытым ртом пробежала трещина. Задумавшись, девушка прикрыла надлом подушечкой большого пальца. Она размышляла о том, как спасти юношу, который всем сердцем ненавидел богов, но при этом был одержим одним из них. Она подумала, что, даже если боги снова заговорят с ней, ничего уже не будет как прежде.
«Что от меня потребуется?»
«Все».
На карте не было никаких пометок. Пелагея назвала это место Stravhkinzi’k Volushni. Это было архаичное название, старое и чуждое языку. Даже в транавийском не было подходящего перевода, чтобы они могли хотя бы представить, что их ждет.
Что такое кладбище богов?
Надя подумала о поляне. О круге статуй. Это было навязчивое чувство, от которого невозможно было избавиться.
Внезапно Серефин начал задыхаться и упал с лошади. Согнувшись пополам, он отмахнулся от Кацпера. Когда он выпрямился, в его глазу сияло еще больше звезд. Вокруг его головы собралось целое облако мотыльков. Он оперся на Кацпера, старательно отводя взгляд. Что бы ни происходило с Серефином, он явно был чувствителен ко всему божественному. Покачнувшись, он наклонился и сплюнул кровь.
