– Я все еще клирик.
Но при этом она была кем-то еще. Надя подозревала, что Катя рассказала ей далеко не все, но не была уверена, что ее сердце выдержит такой поток новостей.
– Стервятники выдвинулись на фронт, – продолжила Катя. – Может, ты и сделала что-то с магией крови, но на них это не подействовало.
Разве такое возможно? Знания о магии крови стерлись из памяти людей, как будто их никогда и не существовало. Надя посмотрела на Остию, которая явно обдумывала эту мысль.
– Стервятники созданы из магии, – сказала она. – Они не просто маги крови. Если бы исчезла магия, они бы исчезли вместе с ней.
– Тогда почему этого не произошло?
– Малахия мог бы ответить на этот вопрос, – пробормотала Надя. Она не осознавала, что сказала это вслух, пока не увидела, что две другие девушки изумленно уставились на нее.
– Я же предупреждала, что его не стоит упоминать, – сказала Катя.
– Никто в Калязине не знает его чертово имя, – огрызнулась Надя. Ей нужно было поговорить с Живией. Она не хотела, чтобы Стервятница встречалась с Катей, но попытаться все равно стоило. – Что это за бумаги?
Катя взглянула на скомканные бумажки у себя в руке.
– Листовки из церкви. Похоже, эпоха магии подошла к концу. Время клириков истекло, и теперь мы можем лишь обратиться к церкви за наставлением.
Надя сглотнула. Этого следовало ожидать.
– Я возвращаюсь в церковь, – сказала она. – Встретимся позже.
Катя коротко кивнула. Остия выглядела так, словно не хотела оставлять Надю в одиночестве, но в конце концов ушла вместе с царевной.
«Хорошо. Один из вас должен со мной поговорить. Кто угодно».
Надя зашла в святилище. Внутри было пусто, воздух казался спертым, а свет словно… потускнел.
Иконы плакали кровавыми слезами.
12
Малахия Чехович
«Я слышу шепот в ночи. Мне казалось, что это всего лишь сны, но они стали такими настойчивыми. То, что они говорят… Есть ли правда в этих словах? Есть ли правда в том, что сказала Одета? Все, за что мы боремся, – это ложь?»
Отрывок из дневника Селестины Приваловой
Когда Серефин вернулся, его кожа посерела и казалась почти зеленой. Он молча сел обратно на свой стул. Пока его не было, Пелагея не переставала бормотать какую-то бессмыслицу, то и дело поглядывая на Малахию, словно убила бы его на месте, если бы могла. Атмосфера в избушке становилось все более недоброжелательной.
– Ох, – сказал Серефин. – Он исчез.
Малахия потер свою ладонь.
– Так бывает. Не переживай, он еще вернется.
Серефин выглядел так, как будто его снова тошнит.
– Убирайтесь, вы оба, – сказала Пелагея. – Мне нужно подумать. Спланировать. Не надо так жалобно на меня смотреть, – огрызнулась она на Серефина. – Я найду вас, если понадобится. Сейчас у вас есть проблемы посерьезнее. Я не единственная, кто знает о том, что пробудилось, и у той ведьмы, которая ждет снаружи, весьма неприятная компания.
Внезапно ее хижина исчезла, а Малахия и Серефин остались одни на темной поляне. Серефин торопливо вскочил на ноги, чтобы отойти подальше от своего младшего брата. На мгновение Малахия задумался, а затем перевернулся, уткнувшись лицом в траву, и замер на месте.
Тишину, повисшую над поляной, нарушал только шелест сухих листьев.
– Я думал, что ты будешь злиться, – сказал Серефин.
Злился ли Малахия? Да, очень. Со стороны Серефина было нечестно ударить его прямо в тот момент, когда он наконец начал вспоминать все, что у него отняли. Если подумать, то вонзать нож ему в сердце было в принципе нечестно.
Но он жив. Куда бы ни вела его судьба, он не хотел идти по этому пути в одиночку. Все было очень запутанно и очень громко. Он привык к тому, что его эмоции проявлялись слишком сильно и громко, но теперь стало еще хуже. Его ярость никогда не выражалась прямой агрессией, поэтому мысль о том, чтобы наброситься на Серефина, попросту не находила в нем отклика. С его точки зрения, было бы намного интереснее составить запутанный план, который приведет Серефина к полному краху, но эту идею можно отложить на потом. В будущем месть могла стать необходимым инструментом. Малахия не знал, чего хочет Серефин, но братоубийство явно входило в перечень его интересов.
– Пожалуйста, больше не протыкай меня кинжалом, – сказал Малахия, не поднимая лица от земли.
Он услышал, как Серефин вздыхает и тяжело опускается на траву рядом с его головой.
– Я… – Серефин колебался. – Только теперь я осознал, что был готов оплакивать твою смерть.
Малахия перекатился на спину. Он понимал, что ему вряд ли удастся выжить. Скорее всего, Серефину еще придется погоревать.
– Думаю, не существует слов, которыми я мог бы оправдать свой поступок.
– Нет, – рассеянно подтвердил Малахия. Он снова чувствовал голод.
Серефин откинулся на руки, устремив взгляд вверх, на кроны деревьев.
– Если хочешь знать, я действительно рад, что ты жив.
– Прозвучало так, будто тебя самого это удивляет.
– Ну, ты мне не особенно нравишься.
– Это взаимно.
На мгновение что-то в выражении лица Серефина изменилось:
– Когда-то давно я считал тебя другом. Прости. Это все, что я могу сказать.
Малахия прищурился, пытаясь оценить, насколько изуродовано лицо Серефина. Он выглядел плохо. Кожу покрывали длинные, засохшие порезы, повязка на левом глазу говорила о плачевном состоянии глазницы. Волосы отрасли так сильно, что теперь он мог завязывать их в хвост, а его черты омрачала сильная усталость.
– Все славки будут перешептываться у тебя за спиной, – сказал Малахия.
Губы Серефина тронула еле заметная улыбка:
– Кацпер не говорит мне, насколько все плохо, а это значит, что все еще хуже, чем я думал.
– У одной Стервятницы в моем ордене столько же шрамов, сколько и у тебя, а она сражалась с тремя лешими одновременно.
Спокойствие было нарушено странными звуками. Что-то неслось по лесу с пугающей скоростью. Серефин вскочил на ноги, а Малахия сел, но так и не поднялся с земли. Он обладал силой бога, так что его не особенно волновали ужасы этого леса. А вот разъяренный транавиец уже немного настораживал. Он отпрянул от клинка, который нацелился ему в лицо.
– Кацпер! – воскликнул Серефин.
Но юноша не собирался останавливаться. Малахия бросился на другую сторону поляны, испугавшись, что, если даст отпор, Кацпер этого не переживет. Он не хотел давать Серефину еще одну причину убить его. Малахия поднял руки:
