Книги Иннокентия
За свою жизнь Надя успела поговорить со многими богами. У других детей в монастыре были свои воображаемые друзья: братья, сестры, семья. Но у Нади в голове звучали голоса, которые рассказывали ей о мире. Больше всех говорила Марженя. Покровительница девочки, родившейся в самом сердце хаоса. Богиня шептала о магии, о войне и не уставала повторять, как сильно она любит девочку. Девочку, чьи волосы выцвели от прикосновения богов. Девочку, которая внимательно слушала все, что ей говорят, и держала магию в своих ладонях. Девочку, которая мечтала о войне.
Неужели любовь могла быть такой удушающей? Разве любовь попросила бы девочку вырвать свое сердце, разбитое и окровавленное, и предложить его взамен на возможную крупицу прощения? Сделать выбор между своей богиней и друзьями, между святостью и юношей, которого она полюбила? Потерять все и не получить ничего взамен?
Надя не понимала любви.
В святилище было пусто, и никто не мог ее потревожить. Ни транавиец, ни калязинский боярин, жаждущий сплетен. Именно здесь, в испорченной и нечестивой атмосфере, она сделает свой следующий шаг. Надя подошла к иконам и коснулась слез, которые стекали по щекам Своятовой Селестины Самоновой. Как она и ожидала, ее пальцы оказались в крови.
«Что происходит?»
Девушка не знала, чей голос она надеялась услышать в ответ. На самом деле, ничей. Или, может быть, Любицы. Единственной, кто все еще говорил с ней. Но Любица была падшим богом, а Надя отчаянно хотела поговорить с одним из тех божеств, которых она знала с самого детства.
«Я знаю, что вы меня слышите. Знаю, что Марженя лгала».
Только вот она не понимала зачем. Зная правду, Надя могла бы сделать гораздо больше, но в итоге она слепо следовала замыслу Маржени. И к чему это привело?
Спасение Малахии было единственным, что имело смысл, хотя она прекрасно знала, что он сделает с ее магией. Она позволила ему совершить преступление, на которое не была способна сама. Пальцы Маржени впивались в ее затылок, готовые сжаться в любой момент, и Надя понимала, что ни за что не сможет вырваться из рук своей богини. Марженя была готова убить ее. Неужели таковой предполагалась плата за верность? За жизнь, полную обмана и манипуляций.
Сняв икону со стены, она прошла в центр святилища и стянула перчатку. Ее глазам открылась почерневшая плоть и слишком острые ногти, а в центре ладони, где спиралью вился глубокий шрам, открылся глаз.
Надя тяжело сглотнула и напрягла руку, ожидая, что глаз на ее ладони закроется и исчезнет, но этого не произошло.
Она думала, что глаза, которые постоянно открывались на теле Малахии, являлись последствием ритуала.
Бог хаоса, проскальзывающий сквозь трещины мира смертных. Но это означало, что она ошибалась. «Божественность искажает смертность». Это могло бы объяснить, почему ее кожа потрескалась, искривилась и покрылась пятнами. Шрам на ладони Малахии зажил, потому что он и так был слишком сильно осквернен божественностью. Но то, что происходило с ней, становилось все более очевидным. Будет ли скверна – или благословение? – распространяться дальше? Казалось, что заражение остановилось после того, как Надя разорвала себя на куски и снова собрала воедино. Забвение и единство. Почувствовав вкус крови, она сплюнула и вытерла рот тыльной стороной ладони.
Надя коснулась кожи возле глаза. Это больше не причиняло боли, но вызывало странные ощущения. Она осторожно сжала пальцы. Может, этого бы не произошло, если бы тогда, в Гражике, она не пролила свою кровь ради силы. Или это было неизбежно?
Надя смочила кончики пальцев кровью с иконы.
«Ладно, можете молчать. Я все равно заставлю вас обратить на меня внимание», – она вытащила из сумки книгу заклинаний Малахии.
За последние несколько недель она прочла бо́льшую часть книги, расшифровав его бессвязный почерк. Даже на страницах с тщательно составленными заклинаниями можно было увидеть небрежные наброски – ту часть Малахии, которую она никак не могла разглядеть, пока не стало слишком поздно: его постоянная, отчаянная потребность в творчестве. Дальше следовали долгие размышления о божественности, разбавленные экспериментальными заклинаниями. Наряду с исследованиями величия здесь нашлись заклинания, которые могли повергнуть в ужас кого угодно. Его тяга к жестокости оказалась гораздо более глубокой, чем она думала. Малахия действительно представлял опасность, но, пролистывая его страстный труд, она не могла не думать о том, что он был способен творить не только кошмары, но и чудеса. Он оказался сложным созданием, еще более прекрасным и разрушительным, чем можно представить. Может быть, мир и выиграл от его смерти, но в то же время они так много потеряли.
Наконец она нашла то, что искала. Знания о магии крови были уничтожены, но каким-то образом она могла читать заклинания, созданные Малахией. Надя хотела знать, что именно она сделала. Она подозревала, что ее вели по определенному пути и цель состояла не только в том, чтобы лишить транавийцев еретической магии. У Маржени наверняка имелся более масштабный план, который включал в себя Надю, и уклониться от его исполнения было невозможно.
Скрестив ноги, она положила открытую книгу перед собой и нарисовала одно из заклинаний прямо на полу окровавленными кончиками пальцев. Изображение выглядело неполным, словно лишенным смысла, но оно все еще могло послужить Надиной цели.
– Я знаю, что вы слышите, – сказала она вслух. – Я это чувствую. И заставлю вас меня слушать. Один из вас заговорит со мной, и мне совершенно наплевать, кто именно.
«Я не простой клирик, и вы не смеете меня игнорировать».
Она выхватила из-за пояса ворьен и очень осторожно порезала ладонь своей оскверненной руки. Оскверненной или… божественной?
В любом случае, она кровоточила. Проливать кровь всегда сложно.
Использовать кровь – легко.
Осквернить это святое место еретической магией было легко. Если Надя собиралась спасти мир от разрушения, то должна была это сделать.
Заклинание сработало. Голова Нади откинулась назад, а ее спина выгнулась дугой. На нее давила незримая тяжесть чьего-то присутствия. Зрение затуманилось, и все подернулось белой пеленой.
«А ты настойчивая».
Надя не знала этого голоса. Значит, один из падших. Девушка почувствовала разочарование, что ее пантеон продолжал хранить молчание, но она решила, что будет говорить с тем, кто ответил на зов.
«Мне говорили вещи и похуже».
Она больше не находилась в маленьком святилище. С неба падал снег, и она ступала по земле босыми ногами, оставляя за собой кровавые следы. Забавно, что все сделки с богами были неразрывно связаны с кровью.
«Где я?»
«Там, где тебе не место. Там, где не ступала нога смертного. Кто ты?»
«Это очень хороший вопрос».
«Но ты так и не ответила».
