Он влип по самые уши и скоро пойдет ко дну.
Это было старше, темнее и намного мощнее. Это были корни деревьев, погребенных глубоко в земле. Это были глубины вод, которых никогда не касались смертные. Это было пространство между звездами, которое постоянно низвергалось с вершин и находило путь обратно.
Малахия был всего лишь мальчишкой.
Он захлебнулся кровью и силой. Он потерял свое имя, потерял контроль и все, что делало его Малахией, и некому было вернуть его обратно.
Этот человек не сопротивлялся. Он был слишком ошеломлен непривычной для него силой. Это оказалось так просто.
Все его тело сотрясалось от магии.
И если Чирног хотел от Малахии именно этого, то что он должен был чувствовать: ужас или ликование? Может, это была та сила, которую он искал всю свою жизнь и наконец обрел? Или он зашел слишком далеко и это могущество не стоило тех разрушений, которые оно приносило?
(Но чего он вообще хотел от этой силы? Малахия не мог ею воспользоваться, но она была такой сладкой, и он так долго хотел ее заполучить.)
Его не волновали кошмары. Кровь, запятнавшая его зубы. Плоть под ногтями. Он знал, что должен это сделать. Знал, что ему это нужно.
Он был недостаточно силен, чтобы бороться с волей Чирнога, так почему бы не насладиться ею?
Вдруг что-то щелкнуло, и Малахия вернулся в некое подобие сознания. Три слова, опустошающие, одинокие, снова и снова прокручивались в его голове: «Ее больше нет».
18
Серефин Мелески
«Язык обмана, дух озорства, стремление к хаосу – вот из чего состоит Велес».
Книги Иннокентия
Только к концу дня припадки Малахии сошли на нет. Серефин продолжал вытирать кровь со своего единственного глаза и отгонять мотыльков, стараясь держаться подальше от хаоса Черного Стервятника. Ему искренне хотелось помочь. Он понимал, каково это – чувствовать себя совершенно беспомощным, когда бог решает, что его желания важнее твоих.
Вернувшись в святилище, калязинский мальчишка принялся разглядывать то, что осталось у подножия дерева, с пугающей улыбкой на лице. Затем он сунул Серефину стопку одеял, бросил необъяснимый взгляд на Малахию и ушел, заперев за собой дверь.
Серефин осторожно накрыл худое тело Малахии старым одеялом и сразу же вернулся в безопасное место на другой стороне комнаты. Кацпер мрачно рассматривал дерево, накинув на плечи дырявый плед.
– Мы пожалеем об этом, – сказал он.
– Я уже жалею, – ответил Серефин, садясь рядом с ним и натягивая на себя одеяло. Он нахмурился и расставил руки в стороны.
Кацпер вопросительно приподнял брови.
– Да ничего особенного, – сказал Серефин. – Просто я как-то не замечал, что со мной сделали все эти кошмары.
Он никогда не мог похвастаться крепким телосложением, но теперь его тело выглядело совсем тощим. И когда он в последний раз ел настоящую еду?
Кацпер поморщился.
– Когда-нибудь он обернется против нас.
– Ни у кого из нас нет того, что хочет бог.
– Это подразумевает, что Малахия ни в чем не виноват.
Серефин колебался. Малахия был достаточно безжалостен, чтобы исполнить желание Чирнога. Он мог бы на это пойти. Особенно ради силы и власти.
В воздухе повисла тишина, пока Кацпер не издал тяжелый вздох.
– Он – обуза.
– Кацпер, мы не сможем справиться с тем, что ожидает нас в Транавии.
Малахия все еще мог использовать магию. Казалось, что исчезновение магии крови не затронуло его способностей.
– Тебе придется разобраться со Стервятниками.
Малахия стоял перед ними с пустым выражением лица, которое Серефин никак не мог понять. Споткнувшись, он рухнул на пол, продолжая сжимать одеяло. На его извивающееся тело было сложно смотреть дольше нескольких секунд.
– Как у тебя дела? – спросил Серефин, чувствуя себя на удивление милосердным. Малахия выглядел совсем жалко.
– Помнишь, как Эльжбета накормила нас грибами, которые оказались ядовитыми? Я чувствую себя примерно так же.
– Ты это помнишь?
Малахия содрогнулся, и на его коже открылось еще несколько глаз.
– Иногда у меня в голове мелькают… обрывки воспоминаний.
– Ты болел целую неделю. Тебя рвало на все, даже на кота.
– Я не помню никакого кота.
– Петр. Отец ненавидел его. Это был конюшенный кот со сложным характером. Я постоянно приводил его во дворец, к страшному недовольству всех окружающих.
Малахия слабо улыбнулся.
– Что это было, там, у дерева? – твердо спросил Кацпер, явно не впечатленный их братскими узами.
– Уничтожение пробужденного, – пробормотал Малахия, перевернувшись на бок. – Я решил, что мне не нужно еще больше силы.
– О, так ты наконец-то это понял, – саркастично сказал Серефин.
Малахия кивнул, уткнувшись лицом в сгиб локтя.
– Но это изменится в ту же секунду, как ты почувствуешь себя лучше?
– Возможно.
Кацпер закатил глаза:
– Мы не знаем, чего теперь захотят эти члены культа, ведь Малахия сделал именно так, как они просили. Мы не знаем, получится ли у нас выбраться отсюда и вернуться в Транавию. Мы даже не знаем, где находимся!
Малахия повернул к ним свое бледное лицо, приоткрыв один глаз.
– Твой друг всегда такой занудный? – спросил он, обращаясь к Серефину.
– О да, – с теплотой ответил Серефин, игнорируя страдальческий взгляд Кацпера. – Если бы не он, я был бы мертв.
Малахия ответил недоверчивым возгласом, прежде чем снова спрятался от тусклого света факелов. Сквозь грязные окна начинал пробиваться рассвет.
– Зачем уничтожать пробужденного? – спросил Кацпер.
Застонав, Малахия сел и обхватил голову длинными бледными пальцами, а затем медленно опустил руки. Он уставился на дерево, прижав пальцы к шраму на левой ладони. Серефин нахмурился, заметив металлический блеск когтей Малахии, впившихся в его собственную кожу.
– Я не знаю, – прошептал Малахия, неуверенно поднимаясь на ноги. – У него был пепельный привкус. Божественность ощущается как медь и пепел. У него была… сила.
– Ну, в любом случае, мы больше не сможем задать ему ни одного вопроса, – отметил Кацпер.
На лице Малахии проскользнуло замешательство. Серефина не удивляло, что его брат не пришел в ужас от собственного поступка. Какие зверства он творил во время своего правления в ордене?
– В любом случае, нам придется ответить на этот вопрос, – задумчиво сказал он. – Если магия работает совсем не так, как мы думали, если она может проявиться в ком-то, кто никогда не обладал магическими способностями, это кое-что меняет. Честно говоря, это меняет все.
