«Это не будет длиться долго. Я просто найду кого-то еще, чтобы ты мог его поглотить. Я стану сильнее. Тебе не спрятаться. Вокруг слишком много пробужденных».
Его охватило дурное предчувствие. Сколько времени у него осталось?
– Царевна не прикажет убить нас, как только мы доберемся до Комязалова? – спросил Серефин.
– Насколько мне известно, у нее нет таких планов, – ответил Миломир.
Серефин посмотрел на Малахию, и у него на лице промелькнуло тщательно скрываемое, но все же знакомое выражение. Возможно, это был их конец. Возможно, это был конец для Транавии.
Но Транавия и без того была обречена. В его отсутствие Стервятники неизбежно потянутся к власти. В отличие от своего лидера, они не хотели оставаться в пещерах и изучать магию. Такова была их природа. Он мог бы восстановить порядок в своем ордене, если бы только мог добраться до Транавии. Он мог удерживать магические нити, но…
Малахия с удивлением осознал, что они ощущались намного ближе, чем в прошлый раз, когда он дергал за ниточки.
Наконец он кивнул. На лице Серефина промелькнуло облегчение.
– Тогда больше не будем тратить ночь попусту, – сказал Серефин. – А еще я хочу попросить приставить копье к сердцу этого человека.
Приподняв бровь, Миломир махнул одному из своих солдат. Острый наконечник тут же оказался у груди Руслана.
Юноша широко распахнул глаза. Малахия почти ощущал соленый привкус пота, который выступил у него на висках. Он слышал, как участился пульс Руслана.
– Я… пожалуйста. Отпустите меня.
– О, это совершенно невозможно, – вежливо ответил Серефин.
Малахия подошел ближе, положил руку на плечо юноши и потянул его назад, чтобы прошептать ему на ухо:
– Кольцо.
– Нет.
Из пальцев Малахии выросли железные когти, которые прорезали рубашку Руслана, едва не задев плоть.
– Не заставляй меня говорить «пожалуйста», – пробормотал он. – Тебе это не понравится.
Пальцы Руслана отчаянно сжали кольцо, но после минутного сомнения он все-таки стянул его со своей руки и отдал Малахии.
– Спасибо. Знаешь, мы могли бы стать друзьями. Но если ты еще раз наложишь заклинание на моего брата, я медленно разберу тебя на кусочки и сожру твое сердце.
Он отпустил Руслана, слегка толкнув его вперед, так чтобы когти все-таки порезали кожу на шее.
– Очень хорошо, – сказал Серефин.
– Ты принимаешь правильное решение, – тихо сказал Миломир, обращаясь к Серефину.
– Я сильно в этом сомневаюсь, но будь что будет, верно? – ответил Серефин.
Отряд был совсем не большим, и они явно не рассчитывали встретить Руслана. Миломир устало велел нескольким солдатам садиться по двое на одну лошадь, и это угрожало замедлить их всех.
– Если мы будем искать дорогу в темноте, нам все равно придется ехать медленно, – мрачно сказал он. – Мне не нравятся крики, которые доносятся из лесов, даже когда мы находимся достаточно далеко.
Чирног немного успокоился, но Малахия чувствовал его гнев где-то на задворках своего сознания. Голод древнего бога смешивался с его собственным, и он знал, что Чирног очень рассчитывал на еду, обещанную Русланом. Энтропия и голод – они были бесконечны, и одного приема пищи вряд ли хватило бы даже на один день.
– Что ж, это было неожиданно, – сказал Серефин, когда Миломир перестроил свой небольшой отряд.
Малахия чувствовал нарастающую тревогу: голод было практически невозможно игнорировать. Серефин это заметил.
– А ты не сорвешься, когда… – Серефин сделал паузу, бросив опасливый взгляд на калязинца.
– Я не знаю!
– Малахия.
– Я почти не управляю собой, Серефин. Он намного старше и намного сильнее, чем мы можем себе представить, и каждый уничтоженный пробужденный будет делать его еще более могущественным.
– Ты же говорил, что хочешь этого.
– Я не знаю, чего хочу, черт тебя побери, – огрызнулся Малахия.
Все было гораздо сложнее. Он не знал, за что сражается. Надя предала его, а теперь и вовсе была мертва. Какой смысл жить и бороться за мир, в котором нет ее?
Серефин вздохнул и провел рукой по волосам, убирая их с лица.
– Ну что ж, посмотрим, что ждет нас в Комязалове.
– Каждый день, который мы проводим вдали от Транавии…
– Я знаю, Малахия. Но у нас есть проблема, которую Транавии не удастся решить самостоятельно.
25
Серефин Мелески
«Если мы выживем, вспомнит ли мир о том, что мы сделали? Будет ли хоть что-нибудь иметь значение, когда все это закончится?»
Отрывок из дневника Иннокентия Тамаркина
Он уже привык наблюдать за тем, как его брат постепенно теряет себя, но это было что-то другое. Еще более серьезное. Малахия раскалывался на кусочки. Он постоянно огрызался, и Серефину приходилось осторожно подбирать слова, чтобы лишний раз не рисковать своей головой. А еще Малахия казался печальным. Отчаявшимся. Серефин не хотел делать предположений, потому что, как ему неоднократно напоминали, он не знал своего брата по-настоящему. Но юноша, которого он видел перед собой, совсем не был похож на Малахию, к которому он привык.
Сперва солдаты внимательно следили за каждым его движением, но, осознав, что он не собирается устраивать неприятностей, потеряли к нему интерес. Казалось, их совсем не беспокоило, что они везут транавийского короля через свои поселения и деревни.
– Вот, – сказал Малахия. На колени Серефина упала черная шелковая повязка. – Один из солдат просил тебе передать. А то твоим лицом только детей пугать.
– О, как мило.
– Все не так уж плохо! – запротестовал Кацпер, поворачиваясь к Серефину. – Все не так уж плохо.
Серефин наклонил голову, чтобы Кацпер мог завязать повязку, а заодно собрать его волосы в хвост.
– Так вы меньше похожи на родственников, – задумчиво произнес лейтенант. – Поэтому тебе лучше оставить волосы распущенными.
Малахия, который уже почти завязал свои волосы, молча распустил руки. Между ними наладилось легкое общение, которое даже можно было назвать приятным. Кацпер смирился с присутствием Малахии, а Черный Стервятник, в свою очередь, не проявлял намеренной враждебности. Серефин искренне надеялся, что они смогут сохранить свой хрупкий союз.
Их путешествие проходило относительно спокойно. Днем они спали, а по ночам выдвигались в путь, прислушиваясь к крикам, которые разносились над равнинами. Эту поездку можно было бы назвать довольно однообразной, если бы не жуткие звуки, раздающиеся из темноты. В качестве жеста доброй воли Серефин ехал рядом с Миломиром.
