– Ты избегала любых разговоров с тех самых пор, как спустилась с той горы. Видимо, это очень важно, – сказала Катя.
В дверь снова постучали, и Надя нахмурилась.
– О, я попросила Нину принести нам чаю, вот и все.
Надя впустила девушку, которая поставила поднос с чашками и самоваром на стол и молча удалилась.
– Неужели всего лишь чай? – спросила Надя.
– Солнце только взошло, – ответила Катя. – Дай мне несколько часов, и я непременно напьюсь.
– В этом смысле вы с Серефином очень похожи.
Катя приподняла бровь, но затем вздохнула и склонила голову набок.
– Он был на фронте гораздо дольше меня и попал туда еще совсем мальчишкой. Меня старались всячески оберегать, но я провела там несколько месяцев, и то, что видела… Мне никогда этого не забыть. Выпивка немного притупляет воспоминания.
– Он тебе нравится?
Царевна задумалась.
– Я к нему привязалась.
– Но тебе нравится Остия.
Обычно Надя не поддразнивала Катю, так что это вышло очень неожиданно, и царевна покраснела.
– Ты же позвала меня не за этим, – сказала она напряженным голосом.
– Мне нужно найти человека, который знает, что это такое, – Надя со вздохом стянула перчатку, чтобы продемонстрировать глаз в центре ладони.
Катя побледнела:
– Матриарх…
– Только не матриарх.
Девушка сделала большой глоток чая, глядя на Надину руку. В комнате воцарилась тишина. Надя слышала, как дворец медленно оживает у нее за окном. Катя уставилась в потолок, явно озадаченная происходящим.
– Боги. Он был прав, не так ли?
– Насколько я знаю, у Малахии вообще не было привычки ошибаться.
Царевна постучала по подлокотнику своего стула.
– Катя. Я знаю, что мы не всегда сходимся во взглядах. Ты мне не доверяешь. Хотя, честно говоря, мои отношения с Черным Стервятником – это настолько же странно, как и твоя дружба с королем Транавии. Я не тот клирик, на которого вы все надеялись, и за это хочу попросить прощения, но это гораздо серьезнее, чем война. Ты сама это знаешь.
– Дорогая, дело вовсе не в том, что я тебе не доверяю. Просто ты чертовски упряма и никак не хочешь со мной сотрудничать, – протянула Катя, намеренно игнорируя все остальные заявления Нади. – И я не думаю, что ты собираешься предать Калязин ради своих любимых транавийцев. Ты уже доказала свою преданность на той горе.
Надя вздрогнула.
– Анна рассказала мне о Тихих грешниках.
Катя застонала.
– Катя…
– Я не собираюсь защищать Церковь.
– Я знаю. Просто скажи Виктору, чтобы он приглядывал за Рашидом.
Надя заметила, как широко распахнулись глаза царевны.
– Ох. – Она помолчала, прежде чем продолжить: – Виктор далеко не так набожен, каким хочет показаться. Ему можно доверять.
Доверие. Вот что действительно имело значение. Они должны были выяснить, кому они могут доверять. Потому что это была уже не та Церковь, которую она так любила когда-то. Если бы они знали, кто она такая, то убили бы ее.
– Как ты узнала о падших богах? И о старых богах? Я знаю, что ты знаешь, Катя. Что означает эта черная гниль, почему леса разрастаются за пределы своих границ. Скоро всему придет конец. С кем мы можем поговорить?
– С Пелагеей.
– Только не с ней, – простонала Надя. – У нас нет времени ее выслеживать. – Она взяла со стола икону и протянула ее нахмурившейся Кате. – Скоро все иконы во дворце начнут кровоточить. Чем дольше я здесь, тем быстрее это произойдет, и тогда никакая ложь не скроет, кто я такая.
– Ты чудовище, – прошептала Катя. Это было не обвинение, а скорее констатация факта.
– Зависит от того, с какой стороны посмотреть.
– Но ты не освобождала старого бога.
– Нет, но кто-то это сделал. Может Серефин или Малахия, а может, кто-то другой.
– Даже старым богам нужен сосуд.
– Откуда мы знаем, что он его не нашел? У этих богов есть целые культы, так что он с легкостью мог завладеть одним из своих последователей. Или кем-то из Тихих грешников. Катя. Мне нужно узнать, что я такое. Я не смогу остановить его, если не получу ответов.
– Я не знаю, сможешь ли ты вообще его остановить.
27
Малахия Чехович
«Не буди его. Не буди его. Не буди его. Не буди его. Не буди его. Не буди его. Не буди его. Не буди его».
Отрывок из дневника Иннокентия Тамаркина
Он не хотел терять контроль. Или все-таки хотел? И да, и нет. Своевременное превращение дало ему возможность сбежать. Он быстро разобрался в простом заклинании слежения, так что Серефин мог найти его в любой момент. К тому же у него был план.
Нет. У него не было плана. Ему нужна была помощь. Но никто – даже его брат – не мог ему помочь. Только не сейчас. Он сам вляпался в эту историю и должен был выбраться из нее самостоятельно.
Только Малахия не знал, нужно ли вообще из нее выбираться. Да, он не хотел подчиняться воле древнего бога, но это означало, что он готов сопротивляться просто из принципа.
Когда Надя совершенно справедливо обвинила Малахию в том, что он всегда будет ставить на первое место Стервятников и Транавию, что-то внутри него изменилось. Он мог выбрать свой орден и страну, но все это было бы совершенно бессмысленно без нее. И она мертва.
Его лицо болело. Серефин был пугающе силен, и Малахия подумал, что, должно быть, его брат привык сдерживаться. И все же он попытался. Когда Малахия терял контроль, никто не пытался привести его в чувство. Другие Стервятники советовали ему принять ту часть себя, которую он не мог сдерживать. Но у других Стервятников не было таких проблем, как у него. Они вполне могли управлять собой. Он же всегда отличался. Он был слишком изменчивым.
Поэтому все просто отворачивались, когда он разваливался на части. До тех пор пока Надя не спустилась в ад, чтобы вернуть его обратно. До тех пор пока Серефин не врезал ему по лицу, чтобы заставить прийти в себя.
«Ты можешь убежать от них. Думаешь, убежать от меня будет так же просто?»
Он проигнорировал шепот Чирнога. Бог был слаб. И пока Малахия держался подальше от пробужденных, у него не было шансов набраться сил.
«Ты думаешь, это так просто? Думаешь, что сможешь держать себя в руках? Ты даже не представляешь, сколько уже пробудилось. Мне нужно поглотить совсем немного, чтобы уничтожить тебя».
«Но до тех пор я тебе нужен. Что произойдет, когда ты наконец наешься? Когда ты впитаешь всю их силу?»