Она не хотела умирать вот так. Поддавшись этому зову, она собрала последние силы.
И схватила оба копья, с силой швырнув их в раскрытые пасти льва и медведя. Кровь хлынула водопадом, и Надя чувствовала, как магия покидает падшего бога, пока он разрушается изнутри. Она могла бы впитать его силу, чтобы избавиться от боли.
Все, что ей нужно было сделать, это зайти немного дальше.
Серефин Мелески
Когда бог умер, забрав с собой весь ночной воздух, Серефин поспешил вытащить дрожащую Надю из-под обломков. У нее изо рта капала кровь. Ее зрачки побелели, а кожа была такой горячей, что он чуть не обжегся.
На мгновение она широко распахнула глаза, а затем обмякла у него на руках.
Над ними повисла жуткая тишина. Серефина била мелкая дрожь: он все еще не мог поверить, что они выжили, и старался не обращать внимания на абсолютное опустошение, царящее вокруг.
Живия устало откинула волосы с лица и повернулась к Серефину, который стоял на другой стороне дороги. Или, вернее, того, что осталось от дороги.
Стервятница остановилась, и они встретились взглядами. У Серефина свело живот. Она смотрела на него невидящими глазами, а на ее лице застыло озадаченное выражение. Передняя часть ее рубашки странно натянулась, и он понял, что из груди девушки торчит кончик лезвия.
– Подожди, – Серефин чуть не уронил Надю, но, к счастью, она очнулась, и он помог ей подняться на ноги.
– Нет! – воскликнула Надя, бросившись к Стервятнице, когда та повалилась на землю.
Катя стояла у нее за спиной, сохраняя бесстрастное выражение лица. Серефин узнал костяной кинжал, который царевна сжимала в руке. Он вонзил этот кинжал в грудь своего брата.
Его рука рассеянно нащупала раскаленный металлический диск. Малахия был здесь.
А Катя убила его правую руку.
34
Малахия Чехович
«Он забирает и забирает, и я чувствую, как разваливаюсь на части, и я так голоден, но сила, которую он дает взамен, того стоит. Возможность обойти все законы магии, созданные богами, стоит каждого куска плоти, который он забирает».
Отрывок из дневника анонимного последователя Чирнога
Когда нить Живии оборвалась, в голове Малахии пронеслись тысячи разных воспоминаний. Испуганная девочка с заплаканным лицом свернулась калачиком у него под боком где-то в Соляных пещерах. У нее отняли имя, и, когда они решили его вернуть, оно исчезло. У него все еще было имя, но она не могла найти свое.
«Неужели я навсегда останусь монстром?» – шептала она. «Нет, – говорил он, перевязывая свое разбитое колено и пытаясь решить, какой раной заняться после этого. – Выбери свое собственное имя. Держи его в секрете, и они никогда не смогут его забрать».
Девушка, которая осталась с ним, когда орден счел его бесполезным.
Единственная, кому он доверился, когда решил свергнуть Луцию. Занять трон и навсегда изменить порядки в Соляных пещерах.
Она не пыталась его отговорить. Девушка склонила голову, и ее черные кудри упали на плечо, когда она посмотрела на него своими темно-синими глазами. «На кону стоит твоя голова, а не моя».
Стервятникам нравилось над ними издеваться, потому что в другой жизни их можно было бы принять за брата и сестру. Вот кем Живия была для Малахии. Сестрой.
Что у него осталось? Ничего, ничего и ничего.
Он приземлился среди обломков, на дороге, где упало ее тело, сбив кого-то с ног. Она все еще дышала: неглубоко, болезненно, почти беззвучно.
Ему был знаком привкус силы, которая сочилась из раны на ее спине, и он собирался сжечь этот мир дотла, чтобы уничтожить все реликвии, которые могли сотворить такое с его Стервятниками.
– Жив, – прошептал Малахия, едва сумев отстраниться от нее, чтобы заговорить. Он обхватил ее голову и убрал окровавленные волосы с ее лица.
Услышав его голос, она приоткрыла свои затуманенные глаза.
– Малахия? Черт. Ты немного опоздал.
Он коснулся ее щеки, мокрой от влаги, и не сразу осознал, что это такое. О, это был он. Его слезы. Постепенно он лишался всего самого дорогого, что у него когда-либо было.
Кто-то протянул руку, и Малахия тихо зарычал. Он едва владел собой. Никто не должен был трогать Живию.
И все же маленькая рука с темной кожей и когтями на кончиках пальцев осторожно коснулась кровавого пятна на груди Живии. Нахмурившись, Малахия поднял глаза. Его мир был разрушен и создан заново за один болезненный вдох.
Она умерла. Он это почувствовал.
От крови ее светлые волосы приобрели ржавый оттенок, а по лицу была размазана грязь. Он думал, что больше никогда не увидит эти теплые карие глаза. Должно быть, Чирног играл с его воображением. Все это было лишь миражом, и сейчас он снова проснется в том проклятом лесу. Все это было не по-настоящему.
Дыхание Живии стало еще более тяжелым. Он не мог потерять и ее тоже.
– Малахия, – сказала Надя. – Я не знаю, слышишь ли ты меня. Если это и правда ты. Малахия, как окончательно убить Стервятника?
Он не мог рассказать об этом Наде. Надя была клириком. Врагом.
– Отруби ему голову, – прошептал он так тихо, что она, вероятно, даже не услышала его.
Она издала задумчивый звук, и он почувствовал, как в воздухе вспыхнула магия. Словно огонь в сердце метели. Океан бурлящей, темной воды. Вся эта сила была направлена в одну точку: прямо на открытую рану.
Живия перестала дышать.
– Подожди, – сдавленно сказал он, сжимая ее в объятиях. – Подожди, Жив…
«Отпусти ее, – пронеслось у него в голове. Надя говорила с помощью связи, которая образовалась между ними в тот момент, когда она украла его силу. – Я ничего не обещаю, но…»
Малахия посмотрел на нее. Он не мог найти выход из этого хаоса.
Надежда Лаптева
Малахия был жив. Он уже чуть не разорвал ей горло, но теперь его единственная подруга, скорее всего, была мертва. Его глаза потемнели, и он практически погрузился в хаос. Если он снова набросится на нее, она вряд ли сможет ему противостоять.
Он убил ее богиню. Но она тоже убила бога.
И она не знала, что за чувство разлилось у нее в груди. Ей показалось, что ее сердце вот-вот взорвется от бешеного ритма. Надя не понимала, узнал ли он ее. Помнил ли он свое имя. Если он настолько потерял себя, его уже невозможно было спасти.
Им овладел Чирног. Если у нее и были какие-то сомнения, то они сразу же испарились, стоило ей только посмотреть на Малахию. Бушующий хаос, который он не мог контролировать, и энтропический распад, пожирающий его изнутри. В нем чувствовалась странная, нервная дрожь. Бесконечные глаза и рты, открывающиеся на его коже. Его нижняя губа была разорвана из-за слишком острых зубов.
