– Да. Ты должен уничтожить их, пока шныры их не перепрятали. Взрослых гиел, разумеется, тоже… Я уже послал берсерков, но основную работу выполнишь ты!
– А если кто-то из шныров попытается мне помешать? – спросил Делибаш.
– Прикончи! – сказал Гай.
Делибаш повернулся и пошел к двери. Он шагал, а в ноздрях у него все еще жил запах Гая. От Гая пахло медузами, гниющими водорослями и болотом. И все это с примесью медикаментов – ну как если открываешь старую задохнувшуюся аптечку с лекарствами.
Глава восемнадцатая. Датчик клубники
Для героев меня не существует. Я вне структуры их мира. Я вообще не могу появиться в их мире. Если бы я захотел оказаться в собственной книге, мне пришлось бы создать литературный образ самого себя, который, являясь мной, существовал бы отдельно от меня. Это был бы я, но это был бы и не я.
Но если бы какой-то герой начал угадывать мое присутствие, напряженно вглядывался бы в меня и я ощущал бы его любовь ко мне, то я постепенно сблизился бы с этим героем и стал бы изливать через него мои самые любимые, самые дорогие для меня мысли. И, наверное, для этого героя я придумал бы какую-то особенную книжную судьбу. Только была бы это счастливая книжная судьба? Дарил бы я ему красавиц? Награждал бы его богатством? Едва ли. Ищущие глаза героя погаснут, он ожиреет и перестанет меня видеть. Поэтому судьбу я бы послал ему сложную, ищущую, со многими испытаниями.
Писатель Иванов
С утра Афанасий поехал в Рузу в строительную инспекцию. В прошлом году он, чтобы оправдаться, почему вовремя не сдал какой-то отчет, сочинил неудачную бумажку, что в их детском саду ведется стройка. Стройка! В детском саду! Детки дышат строительной пылью! На голову им падают ведра с краской и носилки с кирпичами!
В общем, создал себе Афанасий большую проблему. Ко всем прочим присутственным местам добавилась и строительная инспекция.
Афанасий шел на электричку и жалел себя. Он уже в пятый раз получал от ворот поворот. Не так написал, не то распечатал, чего-то не предоставил. Строительная инспекторша была сердитая дама, имеющая до невозможности аккуратный стол и такой же до невозможности систематизированный шкаф с папками. Звали ее, если судить по табличке на двери, «Болгарка А. В.». Прекрасная древняя фамилия, но Афанасию, когда он ее видел, почему-то сразу представлялась циркулярная пила.
Едва увидев Афанасия, Болгарка сразу начинала орать. Почему молодой и симпатичный Афанасий вызывал у нее такую ненависть, сказать было сложно. Шоколадки не срабатывали – ничего не срабатывало. Не проходило и минуты, а Болгарка уже тыкала пальцем в какое-нибудь место в документе и отфутболивала Афанасия все переделывать.
«Может, я должен на ней жениться? Женюсь – и испорчу ей жизнь!» – мстительно думал Афанасий. Но жениться на А. В. Болгарке он никак не мог. У него уже была Гуля, с которой он самым буквальным образом был сшит одной нитью на всю жизнь.
Сегодня вместе с Афанасием ехал Рузя – толстенький, неприметный, похожий на пингвинчика герой. Дракончика Гастрафета он оставил в ШНыре, чтобы тот не учудил что-нибудь по дороге. Несмотря на ранний час, Рузя подпрыгивал и всю дорогу повторял фразу: «Рузя едет в Рузу!» Чувство юмора у Рузи было счастливое. Сам пошутит – сам посмеется. Даже пальчик можно не показывать.
Афанасий поглядывал на Рузю с восхищением. Рузя всегда был одинаково бодр – и в шесть утра, и в двенадцать ночи. Афанасий всю жизнь мечтал о друге с такими качествами. Но друг ли ему Рузя, Афанасий не знал, потому что не был уверен, что сам умеет дружить. Афанасий постоянно пытался определить для себя, что же такое дружба, и никогда не мог этого сделать. Может, он дефективный какой-то, раз не умеет дружить так, как это описывается в книгах?
И вообще, чем друзья отличаются от знакомых? Друг – это тот, который на всю жизнь? Но ведь так бывает редко. Познакомишься с человеком в туристическом лагере – видишься с ним каждый миг и вообще не разлучаешься. После лагеря встречаешься с ним раз в неделю, потом раз в месяц, потом раз в год, а потом даже по соцсетям почти не списываешься, потому что это будет уже игра на понижение. Была дружба сто градусов, а тут: «Привет! Как ты?» – «Да ничего. Все хорошо». Может, дружба – это просто общие интересы? Или хотя бы общая цель: погулять, развлечься, сдать экзамен. Да разве и сам Афанасий живет не по такому же сценарию? Может, это какая-то степень внутреннего эгоизма, заставляющая человека девяносто процентов времени думать только о себе и о том, что связано с ним самим, – и только десять процентов припасать для других? Но тогда другой вывод – надо настроить себя на ровное доброжелательное отношение вообще ко всем людям: просто делать то, что нужно, помогать всем настолько, насколько ты в силах, спокойно отказываться от всех перегрузов и не выжимать из себя искусственной любви, на которую ты в данный момент не способен.
В электричке по дороге в Рузу они попали в полосу дождя. Афанасий завороженно смотрел на капли, ползущие с внешней стороны стекла. Капель было много, но жизнь их протекала одинаково. Капля дождя ползет по стеклу электрички вначале медленно, трусливо, потом потихоньку разгоняется, затем начинает замедляться – и вдруг застывает, растеряв силы. Но бывает, она находит дорогу, оставленную другими каплями, – и тогда капли сливаются вместе и с чудовищной скоростью устремляются дальше. Вот и люди такие же капли. Вначале не верят в свои силы, потом разгоняются, потом начинают замедляться.
Вскоре они уже шли по Рузе.
– Ой! Не надо по мне идти! – закричал Рузя и захохотал, радуясь своей шутке.
На Афанасия же внезапно накатила острая волна тоски. Он почувствовал, что Гуля в Москве грустит и сейчас будет писать сообщения. Афанасий, как человек эмоционально с ней связанный, всегда ощущал это заранее. Вообще в последнее время смущала его мыслишка, что никого он особенно не любит. Даже своих родных и Гулю. На каждого заведена в душе папочка с кучей «если», «а вот он», «ну она-то никогда». А про прочих и говорить нечего. В теории он любил, конечно, человечество – но что такое человечество, как не множество отдельных людей? В магазинах же Афанасий и вовсе старался не смотреть по сторонам. Знал, что увидит женщин, по полчаса рассматривающих срок годности на сырке и заранее готовящихся к капризам на кассе; мужичков, покупающих бухло, каких-то самоутверждающихся подростков.
«А кого я тогда вообще люблю? Какую-то абстракцию? А этих, получается, я из человечества уже вычеркнул? И не понимаю, как мне заставлять себя их любить? Ну, может, ребенка какого-нибудь слегка люблю – да и то за то, что тот пытается перед взвешиванием торопливо засунуть в рот две печеньки. Вообще смешно устроены люди. Соглашаются любить только в ответ. А ведь это тупиково, если задуматься…» – соображал Афанасий.
Последний раз Афанасий встречался с Гулей несколько дней назад. Место для встречи они выбрали не самое удачное – Павелецкий вокзал. Долго шли вдоль бесконечно длинного здания, а навстречу им ветер нес бумажки и мелкий мусор. Мерзли. Хриплый динамик делал странные объявления, вроде «Седьмой вагон отъезжает. Отойдите от края платформы!»
