Ул поднял голову и уставился Делибашу в переносицу:
– Ну?
– Гай сожалеет, что твоему ребенку пришлось подселить личинку эльба. Он обещает, что уберет ее, если сегодня все пройдет хорошо.
Рука Ула рванулась к шнепперу, но Маленький Француз был тут как тут. В лоб Улу уставился арбалет.
– Собственно, это Гай и имел в виду! Чтобы ты вел себя спокойно! По поводу личинки – претензии не к нам, а к магическому форту, – медленно отступая, продолжал Делибаш.
Ул медленно выдохнул через нос. Кое-как взял себя в руки.
– Все попугайно! – сказал Ул. – В Подземье разберемся!
Делибаш на мгновение закрыл глаза, по привычке все запоминая и принимая к сведению. Ну, в Подземье так в Подземье. Он подал знак Французу, и арбалет у того из рук исчез. Француз мирно продемонстрировал пустые ладони.
– Взял у Секача карту? – спросил Родион у Делибаша.
Тот, достав ее, расстелил на кирпичах. Карта Секача была хороша. Крупный масштаб, точные промеры, много условных знаков. Уровни Подземья обозначались разным цветом. Над картой сразу склонилось множество голов. Все это мешало Рине рассмотреть карту вблизи. Однако это было даже к лучшему. Рина обнаружила, что, если посмотреть на карту издали, расфокусированным зрением, из хаотических линий складывается четкий рисунок. Громадная, похожая на штопор спираль, закругляясь сразу в двух плоскостях, погружалась в земные недра. Рыхлила песок и глину, взламывала базальты и граниты. Происходило это не по прямой линии, а с плавным завалом влево. Юля тоже обратила на это внимание.
– Главный прорыв будет где-то здесь! – буркнула она, ткнув пальцем куда-то на карте.
– Да, – подтвердил Делибаш. – Но без гарантии. Карты подробные лишь в верхних коридорах. Чем глубже, тем приблизительнее. О том же, что творится совсем в глубине, не знает вообще никто. Там повсюду протечки.
Юля взглянула на него с гневом. Когда она сказала, что прорыв будет «где-то здесь», она вовсе не собиралась выслушивать в ответ всякие ведьмарские звуки. Она решительно отодвинула мешающее ей плечо Шарманщика и несколько раз с разных позиций засняла карту на телефон.
– Ну и зачем? – спросил Делибаш.
– Чтобы, когда твои эльбы тебя сожрут вместе со всем барахлом, не остаться без карты! – дерзко ответила Юля.
Лицо у Делибаша вытянулось. Шарманщик же довольно захохотал. Он любил шуточки такого рода.
– Вы где планировали залаз? Через ваш форт? – продолжала Юля.
Делибаш кивнул. Юля искоса взглянула на него, достала свою карту и положила ее рядом с картой Делибаша, частично совместив их.
– Есть и другой путь. Вот тут, между Копытовом и Наумовом! – Она ткнула пальцем в свою карту. – Здесь ищем Витяру, а дальше откочевываем уже на вашу карту! Расстояния здесь небольшие.
Делибаш покосился на Родиона, проверяя, насколько он согласен с Юлей, и кивнул:
– Отлично! Где-то тут в лесу у нас есть дверь!
Наста нетерпеливо потянулась. Ей не нравилось просто так стоять на месте.
– Ну что, вдовы, потопали? Что-то мы сильно долго болтаем!
Редя и Редедя задрали головы, рассматривая крошечное пятнышко в небе. Поначалу было непонятно, что это. Чайка? Голубь? Секунд пятнадцать спустя пятнышко превратилось в гиелу-альбиноса.
– Гамов! – удивился Маленький Француз. – Разве он тоже в отряде?
Шарманщик пожал плечами и высказался в смысле, что начальство есть величина загадочная и непознаваемая. Белая гиела снизилась, и Гамов спрыгнул со спины Аля. Он был не просто хорошо снаряжен в поход, а выглядел так, словно собирался сниматься в рекламе товаров для спелеологов. Плоский, с жестким каркасом рюкзак. Комбинезон, в котором можно лежать в луже, оставаясь сухим. Короткая кирка, крепящаяся тросом к запястью. Высокие ботинки со шнуровкой, защищенные чем-то вроде внешних прозрачных бахил. Два фонаря, один из которых закреплен на каске, похожей на шахтерскую.
– Я с вами! – сказал Гамов Делибашу.
Делибаш сильно не притворялся, что рад ему.
– Прямо на гиеле? – спросил он.
– Аль улетит сам.
– Гай в курсе?
– Нет. Но Дионисий знает, – ответил Гамов.
Маленький Француз отошел на несколько шагов, связался с Белдо, о чем-то переговорил с ним и кивнул, подтверждая, что все в порядке.
– Хорошо! – сказал Делибаш и повернулся к трансформаторной будке. Будка мерно гудела и сотрясалась. Ее металлическое чрево переваривало вольты и ватты. Белый череп недобро скалился, демонстрируя небрежно прорисованные зубы.
Первым в двери исчез Делибаш, за ним Родион, после, чередуясь, и другие ведьмари и шныры. Гамов стоял рядом с Настой и молча смотрел на нее. Наста притворялась, что его не замечает. Тут же рядом с будкой толкался и Рузя, прикидывая, как он втиснется со своим рюкзачиной. С прекрасно экипированным Гамовым Рузя представлял резкий контраст. Мало того что сам рюкзак у Рузи был нелепейшим – с торчащими ремешками из высохшей кожи, на которых болтались язычки от отпавших железочек, и обтрепанными, от какого-то другого рюкзака пришитыми лямками. Снаружи к рюкзаку Рузи веревочками было привязано несколько разноцветных пакетов.
– Что у тебя в пакетах? – сквозь зубы спросила Наста.
– Где? – обрадовался вниманию Рузя. – В этом пакете у меня банка с супом! А тут вот пюре и котлетки! Тебя покормить? Ты проголодалась?
Гамов усмехнулся.
– Выруби звук! – сказала Наста и бросилась на дверь с такой отчаянной решимостью, что едва не ударилась об нее носом. За ней прошел Гамов, и последним кое-как протиснулся со своим рюкзаком Рузя.
Глава двадцать седьмая. Сон про Мындру
Наряду с псевдоинтеллектуальной прозой есть проза, эксплуатирующая инстинкты. Читателю свойственно испытывать те же чувства, которые испытывает герой. Когда герой ест торт – читатель облизывается. Когда героя преследуют – читатель дрожит и вооружается печенькой. Когда героя обнимают – читатель пыхтит и тискает подушку. В момент нахождения под властью инстинкта мы ни о чем не думаем – какая уж тут философия, когда нужно спасаться из пылающего города! То есть если построить книгу только на элементах А, В, С, книга будет железно держать внимание читателя, но забудется сразу вслед за угасанием последнего инстинкта. А стоит ли такая игра свеч?
Йозеф Эметс, венгерский философ
Поначалу Витяра почти летел, едва ли не опережая луч своего фонаря. Задевал низкий потолок. Комки глины стучали по шапке, скатывались за ворот. Витяре все казалось, что за ним гонятся из ШНыра. Но догоняло его лишь эхо его шагов. Дряхлые сквозняки разносили по тоннелю стылую вонь. Стены плакали грунтовыми водами.
От быстрой ходьбы Витяре стало жарко. Он взмок и стянул с себя куртку. Но вскоре опять надел и застегнул ее. Через полчаса поднял воротник. Еще через полчаса стал дышать на руки и прятать их в карманы. Дальше – больше. Он коченел все сильнее. Бодрость духа улетучилась вместе с теплом. Хуже всего дело обстояло с ногами. Вода в тоннеле стояла почти повсюду. Капала, сочилась. Где не было воды – там была грязь, то есть та же вода, только в смеси с глиной. Вскоре не только хлюпали ботинки, но и намокли джинсы. Рукава куртки отяжелели и когда случайно касались мокрых бедер, становилось неприятно вдвойне. В кармане, как граната-лимонка, лежала антизакладка – тяжелая, круглая, страшная. Витяра ощущал ее при каждом шаге.
