— Он хочет, чтобы я был его шафером, представляешь? — добавляю я.
— И ты согласился?
— А что мне ещё оставалось?
Какие-то слова в сторону, это он сообщает что-то не терпящее отлагательств. И снова мне:
— У тебя с ним был целый час в клубе, — напоминает он мне с раздражением. — Почему, чёрт побери, ты его не прессанул?
— Это как же?
— Сказать, что, прежде чем ты согласишься на роль шафера, ему не мешает кое-что узнать про себя, а дальше по накатанной. Я готов передать это дело Гаю. Он не станет рассусоливать.
— Брин, выслушай меня, пожалуйста. Свадьба через четыре дня. Шэннон сейчас на другой планете. Это не столько вопрос, кто к нему подъедет, сколько когда. Сейчас или после бракосочетания.
Я тоже раздражён. Я теперь свободный человек. Со скамейки Прю кивает мне с молчаливым одобрением.
— Шэннон на седьмом небе, Брин. Если я к нему подъеду сейчас, он меня просто пошлёт, и плевать на последствия. Брин?
— Подожди!
Я жду.
— Ты меня слышишь?
— Да, Брин.
— Я не даю разрешения на новый трефф Шэннона с Гаммой или ещё с кем-то, пока он не будет завербован. Понятно?
Трефф — незаметная передача секретного материала из рук в руки. Немецкий шпионский жаргон в устах Брина.
— Я так и должен прямо ему сказать? — говорю с досадой.
— Ты должен выполнить свою чёртову работу, и хватит тянуть время, — огрызается он. Градус беседы возрастает.
— Брин, повторяю. В данную минуту он совершенно неуправляемый. Я не могу его обрабатывать, пока он не вернётся на землю.
— А что же ты можешь делать?
— Позволь поговорить с его невестой Флоренс. Сейчас это единственный приемлемый подход к нему.
— Она его сдаст.
— Она прошла профессиональную подготовку и работала под моим началом. Она достаточно умна и понимает, каковы ставки. Я объясню ситуацию ей, а она ему.
После фонового бурчания в трубке снова раздаётся его недовольный голос:
— Эта девица понимает, чем занимается её избранник?
— Мне не кажется, что это так важно, Брин. Я объясню ей ситуацию. Если она замешана, то поймёт, чем всё это ей грозит.
Брин чуть-чуть смягчается.
— Как ты намерен с ней встретиться?
— Приглашу её на ланч.
Доносится перебранка. И резкий возврат:
— Что ты сделаешь?
— Она взрослая женщина, Брин. Не склонна к истерикам и любит рыбу.
Голоса за сценой, но он уже не принимает в этом участия.
— Господи. И куда ты её пригласишь?
— Туда же, куда и в прошлый раз. — Пришло время поддать жару. — Послушай, Брин, если не нравится моё предложение, ради бога. Поручи дело Гаю. Или возвращайся и делай всё сам.
Прю жестом перерезает себе горло, давая мне понять, что пора отключаться, но Брин меня опережает, бросив напоследок:
— Как только с ней поговоришь, сразу позвони.
Рука об руку, опустив головы, мы возвращаемся домой.
— Я думаю, у неё могли возникнуть подозрения, — вслух размышляет Прю. — Вряд ли она много знает, но даже того, что ей известно, достаточно, чтобы беспокоиться.
— Теперь это будут не просто подозрения, — говорю я жёстко и мысленно себе представляю, как Флоренс, сидя в квартире посреди разгрома, оставленного строителями, читает моё письмо из десяти пунктов, пока Эд спит мёртвым сном праведника.
Глава 20
Я до сих пор не видел у Флоренс такого лица, натянутого и лишённого всякого выражения, даже когда она сидела напротив меня в этом же ресторане и перечисляла пункты обвинения против Дома Тренча и его филантропической баронессы. Но меня это не удивило; скорее я бы удивился нормальному лицу.
Если же говорить о моём лице, отражённом в нескольких зеркалах, то самым точным описанием будет «непроницаемое», как и положено оперативнику.
Ресторан имеет форму буквы L. В небольшом загоне расположен бар с мягкими диванчиками для гостей, которым сообщили, что их столики ещё не готовы, так почему бы пока не выпить тут шампанского — двенадцать фунтов за фужер. Чем я сейчас и занимаюсь в ожидании Флоренс. Но жду её не только я. Обычных официантов, этих сонных ос, что-то не видать. А новая команда исполнительна до отвращения, начиная с метрдотеля, который жаждет показать мне заказанный столик и узнать, есть ли у меня или у мадам какие-то диетические ограничения либо особые предпочтения. Кстати, наш столик не у окна, как я просил, — «извините, сэр, все эти столики давно забронированы», — но метр очень надеется, что вон тот тихий угловой меня устроит. Он мог бы добавить «устроит Перси Прайса с его микрофонами»; по мнению последнего, заоконный шум может сорвать прослушку ко всем чертям.
Однако даже его чудо-мастера не способны окучить каждый закуток в переполненном баре, вот почему следующий вопрос метра в пророческом будущем времени, как они любят, звучит так:
— Мы прямо сейчас займём наш столик и насладимся аперитивом в тишине и покое или рискнём остаться в баре, который некоторые находят слишком оживлённым?
Слишком оживлённый — это как раз то, что нужно мне, в отличие от микрофонов Перси, поэтому я отвечаю, что мы готовы рискнуть. Я выбираю плюшевый диванчик для двоих и заказываю большой бокал красного бургундского в дополнение к фужеру с шампанским. В ресторан входит большая компания — тоже, надо полагать, с лёгкой руки Перси. Видимо, Флоренс в неё незаметно вписалась, потому что через несколько секунд она уже сидит рядом со мной, даже толком не поздоровавшись. Я показываю ей на красное бургундское. Она мотает головой. Тогда я прошу официанта принести воду со льдом и лимоном. Вместо привычной рабочей одежды сегодня на ней стильный брючный костюм. Потёртое серебряное колечко на безымянном пальце отсутствует.
Я же отдал предпочтение блейзеру тёмно-синего цвета и серым фланелевым брюкам. В правом кармане блейзера лежит японская губная помада в цилиндрическом медном футляре, единственная слабость моей жены. Если срезать нижнюю часть помады, то образуется ёмкость, достаточная для хорошего кусочка микроплёнки, а в моём случае для послания от руки на клочке машинописной бумаги.
Флоренс держится как надо, с нарочитой небрежностью. Я пригласил её на ланч загадочным тоном, и ей ещё предстоит узнать, в каком качестве: как шафер её будущего супруга или как её бывший начальник. Мы обмениваемся банальностями. Она вежлива, но настороже. Понизив голос в общем шуме, я перехожу к делу:
— Вопрос первый.
Она набирает в лёгкие воздуху и наклоняется ко мне так близко, что её волосы щекочут мою щёку.
— Да, я по-прежнему желаю выйти за него замуж.
