Также она знала: хотя пару лет назад граждане Канады принимали у себя иммигрантов-мусульман во время худшего из кризисов, вызванных наплывом беженцев, тем не менее большинство обычных американцев предполагает, что ислам — синоним ИГИЛ. Они убеждены, что любая мечеть — не важно, в Фаллудже или во Флориде — создает питательную среду для террористов-смертников, и обзаводятся полуавтоматическим оружием. Они убедили себя, что, купив винтовку и спрятавшись за стенами, они будут в безопасности.
Хотелось бы Елене, чтобы все было вот так просто. Она вспомнила слова, сказанные ей когда-то в Сочи другом отца, сотрудником ФСБ, когда тот прощупывал почву, выясняя, можно ли ее завербовать.
— Мы живем в ужасную эпоху, когда идиоты ведут слепых. Возможно, я не очень удачно перефразирую Шекспира, но уверен, ты меня поняла. Этот мир — сумасшедший дом, Елена. Всегда таким был и всегда таким будет. Сложно устроенный сумасшедший дом. Сейчас у нашей страны есть шанс стать лучшей. После всего, через что нам довелось пройти. После всего, что пришлось пережить нашему народу. Но планка очень низкая.
И тем не менее холодная война закончилась. По крайней мере, в том смысле, в каком отец Елены и ее дед воспринимали это понятие. А мировая война не началась. Пока. В Соединенных Штатах и России разрастался национализм — как следствие, страны все чаще задирали друг друга. Поначалу серьезных конфликтов не возникало. В свое время Соединенные Штаты лили крокодиловы слезы по жертвам в Алеппо, понимая при этом, что Сирия — так же, как Украина и Крым, — не их вотчина, а вотчина России. Так что долгое время никто в Северной Америке, кроме оппозиционных авторов, особо не беспокоился, даже когда Российская Федерация разместила ядерные ракеты «Искандер» в Калининграде, до Второй мировой называвшемся Кенигсбергом.
Господи боже, да половина американцев убеждены, что их собственный президент — марионетка русских!
Правда заключалась в том, что лишь немногие в Индианаполисе или Канзас-Сити встревожились, когда русские взломали компьютерную систему Агентства национальной безопасности. Никто не потерял сон, когда они завербовали контрактника агентства, прятавшего у себя в кладовке коробки с папками, как некоторые люди берегут старые журналы «Лайф», фигурки персонажей «Звездных войн» и фарфоровые статуэтки сиамских кошек.
Но все изменилось.
Елена думала так: если и есть на Земле лоскуток суши, способный разжечь следующую мировую войну, то это Сирия. Да, Северная Корея располагает баллистическими ракетами и ядерным оружием, тогда как сирийская армия деградировала до такой степени, что часто, очень часто сбрасывает с вертолетов кустарные бомбы. Но в небе над Сирией тесно, а потоки беженцев привели Запад к краю пропасти. Нации, великие и малые, в ужасе перед безумными самоубийцами — иногда местными, иногда приезжими, — которые приматывают к груди взрывчатку, или берут в руки автоматы, или просто на очень большом грузовике утюжат толпу. Утюжат так, словно пешеходы — не более чем стайка енотов, пересекающих деревенскую дорожку тихой ночью. Они, ходячие мины, появляются ниоткуда и уничтожают несчастных мужчин и женщин вокруг себя в ночных клубах, аэропортах и кинотеатрах. Они убивают людей десятками и сотнями. Бессистемно. И убивают себя.
Можно ли сказать, что эти психи хуже сирийских солдат, бросающих бочковые бомбы с вертолетов? Наверное, но только потому, что они самоубийцы. Сирийская армия сбрасывает бомбу, например, на район проживания мятежников, дожидается, пока спасатели не начнут вытаскивать своих соседей из-под обломков, и сбрасывает вторую. Бочковые бомбы убили в десятки тысяч раз больше мирного населения, чем химическое оружие.
Но именно химическое оружие заставляет избирателей в Мюнхене, Манчестере и Миннеаполисе обратить внимание на происходящее. Появляются видео, где дети задыхаются и умирают, где взрослых тошнит и изо рта у них идет пена. Если хочешь, чтобы тебя заметил Белый дом, — убей детей зарином. Доставь отравляющее вещество ракетами класса «земля — земля» или сбрось с МиГа.
Российские дроны медленно передвигаются в том же пространстве, что и американские. Операторы на земле удаленно перемещают их к цели, и беспилотники отправляют на базу видеоснимки и координаты. Так было на Украине, так было в Сирии. Российские дроны, конечно, далеко не примитивны, однако, в отличие от американских и китайских моделей, могут заниматься только разведкой.
Представьте, сколько денег можно сэкономить, если не тратить их на безопасность пилота. И при этом вы сохраняете возможность терроризировать мирное население с помощью инструментов варварских, как бочковые бомбы, и бесчеловечных, как зарин.
Иногда, глядя на Виктора или на фотографии президентов в Вашингтоне, Москве и Дамаске, Елена мрачно говорила себе: «Вот где все концы. Здесь».
Но увы, обратного пути просто не было.
Поэтому она делала, что могла, — не так уж много, на самом деле. И возможно, ее работа не стоила той дани, которую Елена платила собственным душевным здоровьем.
Но в отличие от террористов, анархистов и джихадистов, она по-прежнему могла сосчитать по пальцам одной руки всех людей, которых казнила (правда, задействовать бы пришлось все пальцы). Большая часть ее работы — та, к которой она надеялась приступить в Дубае после смерти Соколова, — носила скорее бюрократический характер. Она не смогла бы рассказать ни Виктору, ни кому бы то ни было еще, что подчас ненавидела себя, даже если (как было до сих пор) все мертвецы на ее совести заслуживали смерти. Возможно, даже Соколов. Обе стороны с этим согласились бы.
Впрочем, по поводу Соколова она была уверена меньше всего. Говоря объективно, он не воплощал собой зло. Тем не менее ему нельзя было доверять. Не следует красть у Виктора. И все-таки он не был похож на подонка, которого она казнила в Латакии, или на кретина, которого прикончила в Донецке. Соколов просто ступил в бурные воды, в которых надеялся удержаться на плаву. Он скорее походил на Елену — такая же пешка. D2 или E2 на шахматной доске. Пешка, которой делают ход, чтобы атаковать слоном. Пешка живет недолго. Соколов сделал свою работу, что-то перевез. Она сделала свою работу — убила его. Убила по одной-единственной причине — ее попросил об этом Виктор.
Она закрыла глаза, слушая в темноте успокаивающий гул двигателей. Ей хотелось вернуться назад во времени. Вернуться в ту ночь, в отель «Роял финишиан».
Нет, ей хотелось вернуться в тот момент, когда она позвонила Соколову, прежде чем отправиться к нему.
«Алекс, привет! Я так рада, что мы завтра встретимся. Ты один?»
Вот этот последний вопрос. Ей приходило в голову его задать. Следовало так и сделать. Он бы ответил: «Вообще-то, нет. Со мной новая подружка. Но ты все равно приходи, пожалуйста».
И она бы не пошла. Она бы подождала. Может быть, она отправилась бы в «Роял финишиан» позже той ночью. А может, нет. Может, разобралась бы с Соколовым днем. Или следующей ночью.
Увы, в прошлое не вернуться. Остается идти вперед. Делать свою работу. Исправлять последствия того, что она натворила, а потом рассматривать имеющиеся у нее варианты.
