Меньше двух лет проносил Славка тот замечательный браслет.
Когда ему надевали «бинт», он тоже едва не отключился, хотя думал, что готов к страшным переменам в жизни. Но как только сотрудник паспортного стола начал заваривать концы белого браслета на его руке, в глазах потемнело — словно не запястье, а горло перетянули.
Теперь у него не осталось никакого браслета. Но дышать от этого легче не стало…
* * *
Славка полусидел-полулежал на дне лодки, привалившись спиной к горячему прорезиненному борту.
И казалось, всё это происходит не с ним. Кого-то другого везут неизвестно куда и зачем, а он только наблюдает за всем со стороны. Летит над водой бестелесным призраком, и по воле чьего-то злого заклятья не может ни свернуть в сторону, ни остановиться, ни отвести взгляд.
По берегу у самой воды тянулась беспрерывная гряда чёрных замшелых валунов, оставшихся ещё со времён постройки канала. Мимо проносились прибрежные заросли тростника, деревья, кусты и пестрящие луговыми цветами поляны. Всё было залито ярким солнечным светом, придающим окружению карнавальную праздничность.
Это стремительное скольжение неожиданно разбудило воспоминания о совсем уже далёких днях, когда они с отцом ходили в зоопарк, где помимо разглядывания уныло бродящих, сидящих и лежащих в дурно пахнущих вольерах зверей можно было поесть мороженое и покататься на каруселях.
Звери-пленники маленького Славку интересовали мало, а вот аттракционы он очень любил. Они манили переливами ярких огней, какофонией пронзительных звуков и обещанием счастья, пусть и кратковременного.
Самой любимой его каруселью была скоростная вертушка «Мистер Миксер». Сидя в прозрачной капсуле, прижатый специальным запирающим устройством к болтающемуся креслу и до боли в пальцах вцепившись в мягкие подлокотники, Славка носился по кругу, то взмывая ввысь, то практически отвесно устремляясь к земле. В момент стремительного спуска у него перехватывало дыханье, страх и восторг, смешиваясь, рождали упоительное чувство, когда каждая секунда переживается как целая жизнь. И всякий раз в момент стремительного падения он выхватывал взглядом фигуру отца, стоящего в толпе волнующихся и умиляющихся родителей, и кричал ему: «Папа, я лечу!» Ему очень хотелось помахать рукой, но сведённые пальцы невозможно было оторвать от поручней. А его уже снова подбрасывало и уносило вверх, вдавливая в спинку сиденья, и пронзительно голубое небо неслось ему навстречу. «Мама, я лечу», — шептал Славка, зацепившись взглядом за небольшое прозрачное облачко. И мама, конечно же, его слышала.
Это было лучшее время в его жизни из того, что он помнил, и лучшая карусель, на которой он когда-либо катался. В те несколько минут, пока он то взмывал ввысь, то нёсся к земле, они снова были вместе — улыбающийся папа внизу, нежная любимая мама на прозрачном облаке, а между ними он, маленький и счастливый Славка.
— Я лечу, — прошептал он, глядя на отражённые в водной глади облака.
Тихие слова в один миг растворились в тёплом летнем воздухе, разлетелись по слогам и буквочкам над посечённым тысячью солнечных бликов перевёрнутым небом. Достаточно оттолкнуться ногами, перевалиться через борт, и это небо примет, спрячет его. Навсегда.
Славка зажмурился. Ощущение полёта стало совсем реальным. Ровный гул мотора, заглушающий все прочие звуки, теперь, казалось, жил в нём самом. Он сам стал этим гулом и этим обдувающим лицо воздухом, и этой скоростью, и темнотой под сомкнутыми веками. И только боль от обжигающей спину горячей резины не давала ему окончательно отринуть свою телесность.
Он напряг ноги, нащупывая точку опоры. Оттолкнуться — назад и вверх! Взлететь по-настоящему! Нет! Слишком страшно! Он уже тонул совсем недавно, уже был готов разом оборвать всё, навсегда, без малейшей возможности уже что-то исправить, на что-то надеяться, уйти в темноту, в небытие, стать никем…. Второй раз решиться на такое ему не по силам. Да он уже — никто, так что некуда так спешить. Скорее всего, счёт его жизни и так идёт на часы, а то и на минуты.
Он открыл глаза, небо плеснуло яркой синевой, ослепляя. Он повернул голову и стал смотреть вперёд. Увидел жёлтый скутер «утопленницы» и трепещущий огонёк её волос. Увидел два невысоких, с человеческий рост, белых маяка, похожих на классические шахматные ладьи. Между маяками блестела вода, там начинался вход в ещё один канал, не намного уже, чем тот, по которому они плыли. Увидел, как гидроцикл девчонки, взревев, свернул в эту протоку. Белобрысый тоже поддал газу и направил катер по пенному следу «уточки».
Едва они миновали башни-маяки, вокруг всё изменилось. Изменилось настолько разительно, словно их волшебной силой перебросило в совершенно другое место.
Больше не кудрявились по берегам непроходимые заросли кустарника и не торчали из воды шапки вездесущего тростника. Неухоженное разнолесье сменилось ровным рядом практически одинаковых по высоте и ширине голубоватых елей, между которыми стелилась густая трава настолько сочного изумрудного цвета, что слепило глаза. Береговая линия, обрамлённая массивными хорошо подогнанными плитами из красно-розового гранита, напоминала набережные Петербурга. По обоим берегам были проложены идеально ровные каменные дорожки, вдоль которых через равные интервалы стояли высокие уличные фонари с многогранными «петровскими» плафонами и тяжёлые парковые скамьи.
Неожиданно канал раздался вширь, и они вплыли в просторную гавань, также убранную в гранит.
И как бы ни был Славка удручён своим положением, он не смог остаться равнодушным при виде открывшейся ему картины.
Сразу за гаванью на пологом склоне раскинулся невероятной красоты парк. Всё те же «петровские» фонари, огромный фонтан, плетущий замысловатые кружева серебряных струй, округлые шапки подстриженных деревьев и мягкие линии живых изгородей, клумбы, пестрящие яркими цветами, мраморные статуи античных богов и богинь. И над всем этим возвышался настоящий дворец: светло-бирюзовые стены, белые колонны и полуколонны, сверкающие золотом барельефы, картуши, капители и маскароны, высокие окна, полуобнажённые кариатиды и атланты, поддерживающие балконы второго этажа.
Белобрысый на небольшой скорости правил к основательному деревянному причалу, возле которого стоял то ли огромный катер, то ли небольшой корабль. Красивые чёрные буквы контрастно выделялись на его белоснежной корме — «Орландина». Тут же на специальных пластиковых понтонах расположилось несколько гидроциклов. Чуть в стороне от причала темнел выложенный тёсаным булыжником спуск, позволяющий подъезжать машинам к самой воде. Неподалёку от спуска стоял приземистый облицованный жёлтым песчаником сарай с высокой башенкой-маяком на черепичной крыше. По левую сторону гавани слепила глаза белизной стройных колонн беседка-ротонда с позолоченным куполом. А справа и чуть в стороне на небольшой возвышенности горели огоньки вертолётной площадки, на которой стоял небольшой чёрный блестящий вертолёт.
Они были на середине гавани, когда неожиданный оглушительный грохот заставил Славку вздрогнуть. Приглядевшись, он увидел настоящую старинную пушку, установленную в специальной нише парапета. От места выстрела, медленно разрастаясь, поплыл над водой дымный бублик. Он услышал радостные крики и только тогда заметил людей. Человек пятнадцать пёстрой стайкой стояли у лестницы, ведущей на причал, и приветственно махали руками.
