— Работать будем в партере и рядом, — надевая фартук, объяснял Борода. — Весь мусор, что попадётся на глаза, складывай в мешок. Мешок потом вот в этот контейнер. А чего ты босиком?
Славка посмотрел на свои не слишком чистые ноги.
— Ботинки на воле остались.
— Сейчас.
Старик снова скрылся за воротами сарая, а когда вышел, в руках у него были лапти. И только когда Славка взял их, он понял, что плетёнки не настоящие, а обыкновенные резиновые калоши, искусно покрашенные под лапоточки.
* * *
Вблизи придворцовый парк поражал ещё больше — фигурные и многоуровневые цветочные клумбы, фонтаны и фонтанчики, небольшие уютные прудики, соединённые узкими канальчиками, бронзовые, мраморные и позолоченные статуи, строгие линии парковых дорожек под старинными фонарями, живые изгороди и пирамидальные туи, возвышающиеся как готовые к старту межконтинентальные ракеты.
В столь красивом месте Славке бывать ещё не доводилось, и трудно было представить, что вся эта красота кому-то принадлежит — не государству, не организации, а конкретному человеку или семье.
Дядёк выкатил тележку с контейнером к главному фонтану, расположенному в самом центре парка, и остановился.
— Твоя правая сторона от центральной аллеи, моя левая, — он ловко нацепил мусорный мешок на специальный обруч, не дающий мешку схлопнуться, и протянул Славке. — Хватай хваталку и вперёд! Ничего не пропускай, по клумбам не ходи и газоны старайся не топтать. Если чего-то ценное попадётся, отдельно складывай — на охрану сдадим. Упаси тебя Бог чего-то прикарманить! Если понадобятся грабли или что-то ещё, всё тут, в тележке, найдёшь. Всё ясно?
— Ясно.
Славка взял мешок и захват и отправился на свою первую работу в качестве невольника.
На первый взгляд казалось, что в парке идеально чисто. Но это только на первый взгляд. Вот под кустом жасмина притаилась яркая обёртка от каких-то сладостей. Славка навёл челюсти захвата на цель и нажал «курок». А дальше — больше: фантики, золотые, серебристые и разноцветные ленты серпантина от гремевшего ночью салюта, стеклянные и пластиковые бутылки, битые и даже целые бокалы, окурки от сигарет и сигар, сломанный каблук от женской туфельки (его Славка на всякий случай отложил).
Старик скрылся где-то за живой изгородью на своём участке. Славка остался совсем один. Без надзирателей, без бригадиров — вроде как сам по себе. И оттого он очень скоро почувствовал себя почти свободным, будто он просто вышел на субботник в городском парке, как бывало когда-то. Когда-то очень давно. Но это ложное чувство свободы легко рассеивалось, стоило взглянуть на своё запястье с белой полоской незагорелой кожи.
В самом центре группы одноструйных фонтанчиков на мокрой мраморной плите он обнаружил сморщенный использованный презерватив. Подцепил его уголком захвата и, брезгливо морщась, отправил в зев мешка. Невольно представил себе, как презерватив мог тут оказаться и усмехнулся — хорошо погуляли господа!
Обшаривая взглядом окрестности, на границе света и плотной тени, отбрасываемой статуей обнажённого древнегреческого атлета, он заметил что-то белое, какой-то комочек. Аккуратно, стараясь не потоптать траву газона, подошёл и удивлённо замер над находкой. Это оказались женские кружевные трусики, украшенные крохотными стразами.
Погуляли так погуляли!
Выкидывать такое или на охрану отдавать, гадал Славка, не отводя взгляда от необычного «мусора». Поколебавшись, решил — ни то, ни то. Быстро нагнулся, схватил находку и сунул за пазуху рубахи.
— Отдай, что взял! — раздалось у него за спиной.
От неожиданности он вздрогнул и медленно обернулся, больше всего страшась увидеть за своей спиной «утопленницу».
Но то, что он увидел, поразило его куда больше.
Перед ним стояла высокая девушка в коротком, украшенном вышивкой, золотым галуном и кружевами сарафане из красного атласа. Блузка с пышными короткими рукавами была пошита из какой-то тонкой полупрозрачной ткани, а потому почти не скрывала ничем не стеснённой груди с тёмными окружиями крупных сосков. На стройных загорелых ногах — ярко-красные короткие сапожки.
Незнакомка с укоризной смотрела на него огромными карими глазами.
— Чего чужое хватаешь? — строго спросила она.
— Мусор собираю, — прохрипел Славка, внезапно севшим голосом.
— Это не мусор, — она подошла к нему на несколько шагов и протянула ладонь. — Отдай!
Славка с трудом оторвал взгляд от качнувшихся под блузой острых грудей и посмотрел на протянутую руку девушки. И будто очередной удар током — браслета не было! На всякий случай он бросил взгляд на другое запястье, но и там ничего не оказалось.
— Отдай! — повторила девушка.
Он выудил из-за пазухи добычу и протянул незнакомке. Она быстро схватила мягкий комочек и спрятала за спину.
Некоторое время они молча разглядывали друг друга.
Славка смотрел и словно истаивал изнутри потихоньку. Из него разом выдуло все мысли, все страхи, все сомнения — всё. Он умер, увяз, растворился и за несколько секунд пережил ещё множество различных душевных трансформаций.
Ему до головокружения нравилось всё, что он видел. Нравилась тонкая талия, длинные сильные ноги с шоколадными от загара коленками и гладкими тугими икрами. Нравилось её широкоскулое открытое лицо, густые слегка вьющиеся тёмно-каштановые волосы, рассыпавшиеся по плечам. И длинная шея, и чуть широко поставленные большие выразительные тёмно-карие глаза с необычайно густыми ресницами. Нравился плавный изгиб широких бровей и узкий с едва приметной горбинкой нос. И немного вывернутые наружу губы, и тяжеловатый подбородок тоже нравился.
Когда-то он был безответно влюблён в первую красавицу школы, длинноногую грудастую Милку Мишину. Влюблён до беспамятства. И казалось, сильнее любить уже невозможно. Но вот он стоит напротив незнакомой девушки, а внутри него рушится целый мир.
Если бы ему было позволено придумать и создать воплоти свою возлюбленную, как Пигмалион сотворил свою Галатею, он бы с такой задачей не справился. Увяз бы в стереотипах и шаблонах, вылепил бы безжизненную копию своих и чужих фантазий. Или же так бы до бесконечности и творил: лепил и крушил, лепил и крушил, не в силах достичь Идеала. Потому как нет в природе Идеала, а есть только бесконечный путь к нему. И в тот момент Славка был готов остановиться. Насовсем. Бесповоротно. И теперь он точно знал, чего бы стоило слепить из волшебной глины, будь у него такая возможность. Не Идеал, но Любовь. Не математически выверенную статую, точностью расчёта убивающую всё, чему благоволит сердце, а реальную, живую, ни на кого не похожую. Её.
— Эй! Парень! Ты глухой?!
Оказалось, что она чего-то ему говорит.
— Что? — встрепенулся он.
— Ты не слышь-штоль? — девушка смешно склонила голову набок. — Я спрашиваю, ты тот… новенький?
