— Что-то не так?
— На деле стоит гриф «Секретно», господин капитан.
— Не может быть!
— Я вынужден отказать вам и… мне также придётся сообщить о вашем интересе к закрытой информации.
— Кто ж знал, что дело засекретят? — Сомов примирительно поднял руки.
— Кто ж знал, что дело о ДТП окажется не в дорожной полиции, а у нас? — холодно парировал поручик.
По его напряжённой позе было понятно, что он в любой момент готов нажать тревожную кнопку.
— Ясно, — Сомов отступил на шаг. — Вы абсолютно правы. Вероятно, мне чего-то неизвестно. Просто поймите, пропала моя жена. Я переживаю. И это единственная причина, которая заставила меня сюда прийти.
— Я понимаю, — сухо ответил поручик, не шелохнувшись.
— Честь имею.
Сомов развернулся и покинул ЦИБ.
Он был растерян и озадачен: зачем понадобилось засекречивать материалы о безвестном исчезновении человека, произошедшем в результате дорожного происшествия? Просто так гриф «секретно» не присваивают. Такое могло произойти, только если вновь открывшиеся факты и обстоятельства указали на криминальную составляющую в том злосчастном ДТП. Или стало известно ещё что-то не менее важное. Но тогда бы Бурцев обязательно сообщил об этом. Но он отчего-то счёл необходимым рассказать только о непричастности охранников. И всё. Кинул ему пару сухих зёрнышек — на, поклюй и успокойся — тогда как у самого закрома полны секретов.
Он шёл, скрежеща от ярости зубами. Невидимая внутренняя заслонка между горячим сердцем и холодной головой прогибалась и трещала. Нет, он не успокоится! Бурцев обещал ничего не скрывать! Слово офицера давал! На таких условиях они договаривались! Условия нарушены!.. Настя! Настька! Им что-то известно! И он тоже должен это знать! Должен! Иначе и без того кошмарные бессонные ночи превратятся для него в сущий ад, эта неизвестность полностью выест его изнутри. Надо что-то делать! Найти свидетелей, которые могли видеть Настю у их дома или по пути. В конце концов, добраться до этих двоих и допросить их по-своему, без всяких детекторов. Использовать «говоруна»! Опасно, незаконно, но безотказно. Одна инъекция, и оба выложат всё, что знают! Всё выложат!
— Господин капитан!
Кто-то тронул его за плечо, и Сомов с трудом удержался, чтобы не ответить на это прикосновение ударом.
— Что?! — почти выкрикнул он в лицо опешившему подпоручику Малютину.
— Вас господин майор разыскивает. Он сейчас в допросной номер шесть будет свидетеля допрашивать. Просил вас быть.
— Я понял, спасибо, — уже много спокойней ответил Сомов.
Нельзя давать чувствам управлять собой. Холодная голова ещё ему пригодится.
* * *
Сомов быстро шёл по выкрашенному в бледно-зелёный цвет узкому коридору минус-первого этажа, и вдруг в гулком отзвуке своих шагов ему почудились едва уловимые звуки скрипки — совершенно чуждые этому месту звуки. Он остановился и прислушался. Теперь не оставалось никаких сомнений, музыка просочилась через звуконепроницаемую дверь одной из допросных комнат, и это означало, что там, внутри, кто-то на полную мощность включил проигрыватель.
Движимый любопытством, он повернул ручку и, едва дверь приоткрылась, бушующий в допросной № 8 штормовой «Август» Вивальди вырвался из тесных застенков и, взорвав безмолвие коридора своим агрессивным presto, в одно мгновение захватил весь подвальный этаж Управления. Несколько секунд скрипичный ураган бесновался в бесконечных коридорах, набрасываясь на стены и двери, отскакивая от них, закручиваясь в тугой вихрь, а потом также внезапно, как возник, оборвался на пике своего торжества. Но даже наступившая вслед за этим тишина в первые мгновения оглушала.
— Дверь закрой, — тихий голос Каши не сразу проник в потрясённое сознание Сомова.
Майор стоял посредине практически пустого короба допросной, глаза его влажно блестели, в руке он держал пульт от музыкальной системы, который Сомов сперва по ошибке принял за пистолет.
— Проходи, — кивнул Каша. — Тебя Малютин нашёл?
— Что? — Сомов шагнул внутрь и потянул за собой тяжёлую дверь.
— Я просил Малютина тебя найти. Буду сейчас проводить вторичку. Тебе надо поприсутствовать.
— А ты… — Сомов не знал, как сформулировать вопрос. — Ты чего здесь?
Майор задумчиво посмотрел на пульт и положил его на стол.
— Настраиваюсь.
— На допрос?
— На допрос. Музыка очищает. Как хлорка. Выжигает всё лишнее. Мне после такой подготовки никакой детектор не нужен в принципе. Я и так малейшую грязнинку, малейшую червоточинку в любом учую. И в этой очищенной пустоте, — он похлопал себя по груди, — уже не будет места сомненьям и жалости.
В его взгляде быстро затухала светлая печаль, сменяясь привычной презрительно-насмешливой холодностью.
— Знаешь, как я вижу нашу страну? Как сложную симфонию, бесконечный концерт. И моя задача вымарывать фальшивые ноты из этой партитуры. Вот тогда будет всем счастье и гармония! Пойдём, пора начинать…
* * *
Допрос проводится в два этапа: первичный и вторичный, или, как их называют в Конторе — «красивый» и «честный». На первом этапе дознаватель просто беседует со свидетелем или подозреваемым, задавая ему различные относящиеся и не относящиеся к делу вопросы, на которые допрашиваемый волен отвечать в свободной форме. Это — «красивый». Затем, на основании полученных ответов, составляется опросник, в котором уже предусмотрено только два варианта ответов: «да» и «нет», потому что других слов «машина правды» не понимает. Это и есть знаменитый «чеснок».
* * *
Испуганный человек сидел в жёстком изрядно потёртом дерматиновом кресле посредине небольшой комнаты с грязно-серыми кафельными стенами. Запястья человека были зафиксированы широкими кожаными ремнями на подлокотниках. От его головы, груди и пальцев рук в чрево компьютера, стоящего неподалёку на небольшом металлическом столе, тянулись разноцветные жилы проводов.
За компьютером расположился плешивый мужчина с бледным невыразительным лицом, обветренными губами и тусклым неподвижным взглядом. Оператор «машины правды».
В управлении работало много специалистов-полиграфологов. И все они, по наблюдению Сомова, выглядели так, словно никогда не поднимались из подвальных помещений на воздух. Тихие, невзрачные, бледнокожие — призраки подземелья.
Майор Каша, румяный и загорелый, заложив руки за спину, стоял возле стола и с сочувствием смотрел на перепуганного узника кресла. Разумеется, Каша не испытывал к допрашиваемому даже тысячной доли того, что искусно изображал лицом. Обычный ритуал дознавателей — крохотный «пряник» в тени огромного и беспощадного «кнута».
— Если вы были с нами честны, то бояться вам совершенно нечего, — вкрадчиво объяснял Каша. — Это обычная процедура. Я её сам множество раз проходил. Все сотрудники МГБ два раза в год обязаны проходить эту процедуру. Сейчас вы ответите на наши вопросы и поедете домой. Так что постарайтесь расслабиться. Потому что машина может посчитать вашу напряжённость за попытку скрыть правду. А ни мне, ни вам это ведь не нужно, да?
