Гранд-мастера, выполнявшие срамные заказы, по понятным причинам никогда не ставили своих официальных вензелей на таких работах. Они заменяли их другими клеймами, по которым их можно было узнать: рыбку, семиконечную звезду, паучка… Аркаша клеймил свои тайные работы славянской руной «Уд».
Как-то он получил очередной заказ на обнажённую фигуру совсем юной девушки, занимающейся самоудовлетворением на узорной оттоманке. Заказ был анонимным. Материалы для работы: фотографии модели, эскизы композиции, драгоценный металл для отливки, особые пожелания и инструкции, равно как и аванс живыми деньгами — всё это было доставлено курьером.
Аркаша выполнил заказ.
В заранее оговоренный срок явился курьер, выплатил остаток, забрал фотографию и излишки драг металла. А фигурку забыл… Обратной связи с курьером у Аркаши не было. Он ждал, что кто-то вернётся за работой, но шли дни, а «Девушка на оттоманке» так и оставалась невостребованной. Аркаша поставил «жируху» на полку и скоро забыл о ней.
А через несколько месяцев к нему нагрянули госбесы. Кто-то из посетителей Аркашиной мастерской увидел «Девушку на оттоманке» и узнал в ней не кого-нибудь, а несовершеннолетнюю внучку самого монарх-президента. Знал бы Аркаша, кого «лепит», сразу отказался бы от заказа. Но внучку монарх-президента не показывали во ТВ и не печатали её фотографии в журналах и Ростернете. Откуда вообще у заказчика оказалось её изображение, было загадкой.
За подобные «художества» Аркаше грозила не просто люстрация, а пожизненная каторга и четвёртая степень траста. Спас его Егор Петрович, неизвестно каким образом прознавший про ту историю. Пользуясь своими возможностями, он устроил так, что Аркаша исчез, а дело замяли. По документам выходило, что бывший гранд-мастер Аркадий Харитонов умер от анафилактического шока у себя в мастерской. На деле Аркаша стал личным крепсом Великого Второго и продолжил работать на усадьбе Вероники Егоровны, где изготовлял фигурки уже исключительно для личной коллекции Стахнова и его друзей.
— Так Егор Петрович, небось, и заказал ту жируху! — осенило Славку.
— Да как пить! — легко согласилась Чита.
— А если Аркаша догадается?
— А то он и не догадался!
— И что?
Чита пожала плечами.
Судьба Аркаши её не интересовала. Да и самого Белобрысого, судя по его вечно довольной роже, всё в его нынешнем положении устраивало.
— А ты видела его? — спросил Славка, немного помявшись.
— Кого?
— Господина свет Стахнова?
— Видела несколько раз. Так-то издали. А один раз вот как тебя.
— И какой он?
— Да какой?.. Обычный.
Обычный! Хоть и знал теперь Славка о Великом Втором такое, чего другие не знали, почитая его едва ли не как святого, а всё равно почувствовал укол зависти от этого равнодушно-обыденного «обычный».
— Высокий, — добавила Чита, помолчав. — Обходительный. Он, когда тётю Лиду сюда привезли, к нам во флигель заходил. Поздоровкался со мной…
Так за разговором и о Лидушке вспомнили.
Её история во многом походила на историю Аркаши.
Лидушка работала помощником шеф-повара в знаменитом ресторане «Молчание», где весь персонал состоял из глухонемых. Поговаривали, что лишённые слуха и голоса, работники ресторана обладали более тонким осязанием, что помогало им готовить совершенные по вкусовым качествам блюда.
Но однажды очень влиятельный клиент почувствовал недомогание во время трапезы. Прямо из-за стола знатного господина увезли в больницу. Медики обнаружили признаки отравления сильнодействующим ядом. Подозрения пали на су-шефа ресторана Лидию Мухину, так как клиент заказал только её фирменное блюдо. Лидушку арестовали, люстрировали и даже приговорили к долгому тюремному сроку, хотя в тюрьму теперь сажали редко — белый статус уже тюрьма.
Каким образом повариха вместо тюрьмы оказалась в крепсах у Егора Петровича, Чита не знала. Но саму её, в отличие от Славки, это ничуть не удивляло.
— Он всё может! — без тени сомнения сказала она. — Выкупил, наверное. И здесь приютил.
— А отравленным клиентом не он, случайно, был? — съязвил Славка.
— Не знаю. Меня тама не было.
Назойливый слепень без конца лез целоваться. Славка хлопнул себя по щеке, провёл ладонью вниз, собрал пальцы щепоткой и раздавил надоеду.
Получалось, из всех крепсов только он один был внаглую украден прямо с берега канала.
Он посмотрел на расплюснутого слепня, который ещё шевелил лапками, сдавил покрепче ещё раз и отбросил влажный комочек в сторону.
— А Дядёк?! — вспомнил он.
— Чего Дядёк?
— Он-то как тут оказался?
— Ой, про него не знаю! Знаю, что давно он тута. А чё-как…
Она забавно оттопырила нижнюю губу и покачала головой.
* * *
Вечером Славка спросил о том же самого Дядька.
Зашёл издалека, начал выспрашивать о крепсах, которыми владеет Егор Петрович свет Стахнов. Выяснил, что на другой усадьбе, которая стоит на Финском заливе, у Великого Второго в услужении аж двадцать семь невольников! А ещё целая невольничья бригада (больше двух сотен человек, точнее Дядёк сказать не мог) работает в «пустых землях» далеко на севере. И только Дядька и Аркашу Егор Петрович держит здесь, на усадьбе дочери. Да ещё, вот, Лидушку прислал на время, готовить для дня рождения Вероники Егоровны угощенья.
— Егор Петрович любит, чтобы у него всё лучшее было, — хмыкнул Дядёк, подводя итог своему рассказу. — Коллекционер! Он, считай, особую коллекцию собирает. Коллекцию крепсов. Да таких, чтобы ни у кого больше не было. И Аркаша с Лидушкой в этом собрании не единственные мастера своего дела.
— А вы?
— А что я?
— Вы в чём мастер? Раз он вас к себе взял, значит и вы тоже?
— Я-то? Не-е. Тут другое. Я для него, считай, особый артефакт. Цены неизмеримой.
И старик заклокотал тихим смехом, глядя слезящимися глазами в алеющую даль.
Солнце расплылось над лесом, как желток неудачно разбитого яйца. Розовый желток огромного небесного яйца.
Вместо назойливых слепней, не дающих покоя днём, на кровавую вахту заступила несметная комариная армия. Кто-то в артели уверял: Приладожье — родина всех комаров. Всех не всех, но к вечеру их налетело столько, что весь воздух в округе тонко звенел, и казалось, звон этот спускается прямо с неба.
Славка постоянно хлопал себя по ногам, рукам и лицу, умудряясь иногда за один раз прибить двух, а то и трёх кровопийц. А Дядёк будто бы и не замечал атаковавших его насекомых. И только когда какой-нибудь совсем уж наглый комар начинал лезть прямо в глаза, старик неспешно отмахивался от него, но не убивал.
