— А что, и брачную ночь мы увидим? — слащавый голос клетчатого разрушил это хрупкое наваждение.
— А то! — повела плечиком Ника. — Брачная ночь на десерт!
Застолье дружно загоготало, захрюкало.
— Вот только на куст этот я любоваться не намерена! — хозяйка указала пальчиком на Славкины мудя. — Надо бы его побрить!
— Да ладно, — захлопала длинными ресницами Яна. — Пусть так будет.
— Не пусть! — отрезала Ника. — Миша, принеси нам бритву и пену. Посмотрим, ловка ли невеста.
Воевода коротко кивнул и отправился выполнять указание.
* * *
Чита шмыгнула носом, направила баллончик на Славкин пах и, прищурившись, нажала на распылитель. Славка вздрогнул. Густая прохладная пена с шипением вырвалась наружу, влипла в живот, повисла на курчавых волосах, большим белым слизнем поползла по члену.
— Намыливай! — подзадоривала Ника. — Рукой, рукой! И как следует!
— Не отрежь только! — предостерёг кто-то из гостей под общий хохот.
Чита отставила баллончик. Медленно, словно собиралась погладить пугливого зверька, протянула ладонь к Славкиному лобку. Вдавила кончиками пальцев недовольно зашипевшую пену и начала втирать круговыми движениями, оттопырив мизинец.
По Славкиным ногам пробежала мелкая дрожь. Но не от страха. И даже не от стыда, от которого все мышцы словно задубели. Это было другое. То, что он всеми силами пытался удержать в себе. Но оно уже, и он чувствовал это, наливалось внизу живота неуправляемым жаром.
А ладонь Читы скользила всё активней. Уже не только пальцами, всей поверхностью ладони размазывала подтаявшую пену. И в такт этим движениям покачивалось в её правой руке острое лезвие опасной бритвы.
Славка дрожал.
Чита ухватилась скользкой рукой за его член, как за дверную ручку. Сжала слегка, провела сверху вниз несколько раз, намыливая. Прыснула ещё раз баллончиком на живот, собрала пенную шапку в горсть, запустила руку под самый низ, обхватила мягкий кожаный мешочек, будто взвешивая. Поиграла пальцами, слегка потянула вниз.
— Что ж ты делаешь? — не разжимая губ, простонал Славка.
Чита не ответила. Только взглянула виновато, почти не поднимая головы, вытерла руку о его колено, опустила лезвие в миску с горячей водой, побултыхала его там, по своему обыкновению склонила голову набок, будто прицеливаясь, и подняла острую стальную полоску на уровень Славкиного пупка.
Томительный жар вмиг отхлынул.
* * *
— Ну! Совсем другое дело! — Ника придирчиво осмотрела работу.
— Большой такой, — прикусив кончик указательного пальца, согласилась Яна.
И девушки, поглядев друг на друга, рассмеялись. Кто-то из гостей озорно присвистнул, кто-то начал хлопать. Ещё несколько человек подхватили.
— Такая девка дураку досталась, а он даже хоботом не повёл! — заметил молодой человек с фиолетовыми волосами.
— А и вправду! — вскочила со стула Ника, размахивая бокалом. — Мы же забыли проверить, а вдруг у жениха женилка не работает?
— Не работае-е-ет? — разочарованно пискнула Яна. — Кощщщмааар!
— Сейчас посмотрим, девка, люба ли ты ему или зря я вас обженить решила! — пьяным голосом просипела Ника — Аркашка, подбери музычку какую-нибудь романтическую! Что это за свадьба без песен и танцев?!
— У меня есть новая песня Ермака! — радостно взвизгнула Яна и помахала своим руфоном. — Она очень романтическая! Борисик её для своей невесты сочинил на свадьбу.
— На свадьбу?! — обрадовалась Ника. — В самый раз! Включайте!
— Феликс! — Яна протянула руфон парню в разноцветной пёстрой рубашке. — Подключите, пожалуйста! Первая композиция.
Ника встала, покачнулась, стряхнула с ног туфли и забралась на стул.
— Давай, девка! Растормоши своего петушка!
Под восторженное блеянье Ники и её гостей Чита отошла от Славки и замерла, ожидая, когда заиграет музыка.
Щёлкнули колонки, прозвучал первый аккорд, зрители угомонились, приготовившись к новому развлечению.
Чита начала свой танец.
Её бёдра медленно поплыли сперва в одну сторону, затем в другую. Ладони заскользили вверх, повторяя каждый изгиб тела: талия, грудь, плечи, лицо… Потом так же вниз, до кружевного подола, и тут же вверх уже вместе с подолом, полностью открывая стройные ноги. Выше, выше, пока не мелькнул под тканью аккуратный чёрный треугольник, едва угадываемый в тени.
Но Славка ничего этого уже не видел. Он слушал песню.
Из динамика поплыл мягкий голос Ермака:
«Хочется тебе-е-е сказать…
Фразы даря, как цветы-ы-ы…»
Будто чья-то рука пробралась в грудь и сжала сердце, с одной лишь целью — раздавить.
«… Словами нарисова-ать —
волшебное слово Ты-ы-ыы»…
* * *
Звали её Мила Мишина. А называли — Мими.
Это легкомысленное кабарешно-вульгарное прозвище совершенно не подходило статной и серьёзной девушке, какой была Мила. Впрочем, прозвища далеко не всегда отражают суть. Славку в школе называли Ладный, хотя ладного в нём в ту пору ничего не было и Нескладный подошло бы куда точнее.
Мила хорошо училась, состояла в активе МолПатРоса и к окружающим относилась по-простому, без всяких кривляний, свойственных многим школьным красавицам. В этой её открытой простоте Славка и увяз, как оса в варенье — красивых девушек вокруг немало, а таких, чтобы сочетали в себе ещё и приятные человеческие качества — по пальцам пересчитать. Что толку, когда красота это лишь оболочка, под которой нет ничего достойного? Яркий фантик.
Впрочем, «фантик» тоже играл свою роль, и в поклонниках у Мими числилась едва ли не половина мужского населения школы — от первоклашек до учителей.
В этом ряду воздыхателей и затерялся Славка со всей безнадёжной перспективой.
Всякий раз, когда он встречал Милку в школьных коридорах, его сердце подпрыгивало, проскальзывало в горло и начинало там биться, мешая дышать, говорить и думать. К лицу приливала кровь. Милка же не замечала его, что называется, в упор. Да и как ему, тощему, длинному и чересчур уж стеснительному, было конкурировать с нагловатыми старшеклассниками, увивающимися за ней на каждой перемене? Всё, что он мог — смотреть на неё издалека, через чужие спины и затылки, и тяжко вздыхать.
А она с короткой стрижкой густых тёмно-русых с золотым отливом волос. Она с огромными глазами цвета вечереющего неба. С тонкой длинной шеей, гибкой и крепкой спортивной фигурой. С откровенно выпирающей под форменной школьной блузой грудью. Всё — она. Смех её, такой ненарочитый, живой, голос — бархатный, глубокий, волнующий.
