Если вы чувствуете какой-то подвох…
Сомов чувствовал. Вокруг него будто стоял непрерывный тревожный звон, какой можно услышать летом в лесу, полном злой голодной мошкары.
3.7 Славка
Михаил яростным взглядом полосовал стоящую на четвереньках Читу, растирающего затылок Аркашу и Славку, всё ещё держащего Читу за ногу.
— Плесень, опять ты колобродишь?!
Славка отпустил Читу и медленно поднялся.
— Ну-ка давай со мной! На выход! Тебя хозяйка вызывает!
Чита со всхлипом выдохнула, словно захлебнулась слишком большим глотком воды, и вцепилась в полы Славкиной косоворотки.
— Славочка, — жалобно пошептала она. — Не уходи…
Будто от него это зависело — уйти или остаться.
Он машинально погладил её по голове и со всей ясностью вдруг осознал, насколько неплохо ему жилось тут, на усадьбе, где у него появились добрый друг и наставник Дядёк и любимая женщина Чита-Рита. Где кормили не в пример сытнее и разнообразней, чем в той же артели. Где над душой не стоял и не покрикивал каждую минуту язвительный бригадный староста, а работа была совсем не тяжкой, а порой и интересной. И даже дурные заскоки хозяйки показались ему в ту минуту не такими уж несносными.
А теперь… Что ждало его теперь?
Он боялся даже думать об этом. Перед глазами, как обожравшиеся жирные черви, шевелились влажные красные губы клетчатого.
П’годай! Ну п’годай!
— Давай, говорю, выползай живей! — поторопил воевода, ухватил Славку за плечо и потянул к выходу.
Чита тоненько завыла и, не выпуская из рук подола Славкиной рубахи, на коленях поползла за ними. Спутанные волосы прилипли к её щекам.
— Миш, не делайте этого! Я тебя очень прошу! Я что хочешь, Мишенька! Только не продавайте! Поговори с Вероникой Егоровной. Вдруг послушает! Он исправится! Я обещаю! Тихий будет, покладистый. Правда ведь, Слав? Правда, скажи?!
— Поздно уже, цветочек ты наш! — сжал челюсти воевода. — Если хозяйка решила, то решила. Извини. Пальчики разожми…
Чита закрыла лицо руками и разрыдалась.
— А насчёт рвения твоего… Читуль, приходи в любое время! Мы всегда тебе рады.
— М-миш…
— Не начинай!
Дядёк привстал со скамьи и шагнул к воеводе.
— Послушайте, Михаил, разве ж можно так? Неужели…
— Так! — прервал Дядька воевода. — Не митингуй, старый! Этот вопрос решаю не я. Но если по мне, то я этого клоуна с радостью отсюда куда угодно отправлю. У него на роже написано: «Я — проблема!» Давай, Плесень, вылазь!
Воевода за плечо выдернул Славку из комнаты.
Как морковку из рыхлой грядки…
* * *
И снова его толкали в спину.
И снова чередовались под его ногами жёлтые и коричневые кирпичики — бесконечная шахматная доска. Пешка шла на съедение к Королеве. А за спиной в полутёмной комнате «общежития» остались плачущая Чита и что-то бормочущий в бороду Дядёк — единственные на всём белом свете близкие ему люди. И не только они. За спиной оставался очередной кусок его жизни. Всё как в любимой песне артельщиков:
Я жил, как все, без горя и печали,
Но подо мною обломился сук.
Я думал дно, но снизу постучали
Ну а потом в земле открылся люк…
Чем дальше уходили они от общежития, тем тяжелее давался Славке каждый шаг. Всё, о чем он теперь мог думать — лоснящееся лицо клетчатого, его жадный похотливый взгляд, мерзкая сладострастная улыбочка. Возможно ли такое, что и эта страшная перспектива не станет конечной точкой на его пути? Неужели и вправду это падение бесконечно и наступит момент, когда он сможет привыкнуть и к роли игрушки для извращённых утех богатого мужеложца?
Время — знатный штукатур?
Нет-нет! Не всякую прореху можно замазать штукатуркой! Есть такие проломы, в которые утягивает всё! Всё! Всю жизнь утягивает без устатку. Он не сможет! Даже если это ещё не последняя ступень, он больше не сделает ни шагу по этой лестнице вниз!
Славка почувствовал, как разом навалилась усталость. И это было не утомление натруженных мышц, но изнеможение перенапрягшейся души, когда уже невозможно сопротивляться единственному довлеющему надо всем желанию — успокоиться. Раз и навсегда.
Он остановился, несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул и медленно развернулся:
— Ты!
— Не ты, а вы! — проскрежетал Михаил, озадаченно разглядывая Славку. — Чо встал?!
— Ты толстого Эжена убил!
Славка блефовал. В том, что это сделал именно воевода, он вовсе не был уверен. Но это было и неважно. Всё уже было неважно, кроме необходимости вывести великана из себя.
Михаил поджал губы, лицо его напряглось, но почти сразу же разгладилось, а в глазах вспыхнули весёлые искорки:
— Не я. Шагай!
— Ты! — повторил отчаянную попытку Славка, едва не плача. — Я тебя узнал!.. По фигуре!
— Ага, узнал. Сказывай! И не старайся, не буду я тебе голову откручивать. Ты, считай теперь, уже не моя проблема. Топай дальше. Или я тебя сейчас здесь уроню и за ногу поволоку, живого и почти невредимого.
И это невозмутимое спокойствие воеводы окончательно убедило Славку, что с ним всё кончено. Словно под гипнозом, он повернулся и зашагал навстречу новой реальности: через пустующую потешную деревеньку, где мечтала поселиться Чита со своей яблонькой, мимо часовенки, где каждый вечер замаливал какие-то грехи Дядёк, мимо зеркальца-пруда с банькой, мимо своей вполне себе удобной жизни усадебного крепса.
Перед воротами усадьбы тарахтел коричневый броневик-вседорожник «Каратель» с эмблемой частного охранного предприятия «ЛиГва-С»: золотой глаз со стилизованной короной вместо верхних ресниц и четырёхконечной звездой вместо зрачка. Рядом с броневиком сверкала на солнце серебристая спортивная «буржу» с тонированными стёклами. Возле машины стояла Вероника Егоровна в коротких белых облегающих шортах, расшитых блестящими камушками, и в голубом топике. Она разговаривала с высоким пожилым мужчиной с аккуратной рыжеватой бородкой и тонкими усиками водевильного афериста.
Славка сразу узнал его, и будто кипятком окатило. Егор Петрович свет Стахнов! Лично! Во плоти! На короткое время он даже забыл о своём печальном положении, так потрясла его эта неожиданная встреча.
— Ваша Светлость, доставил! — отрапортовал воевода и отошёл в сторону.
Оба «светлых» молчали, будто чего-то ждали. Вероника Егоровна смотрела на Славку с рассеянным безразличием. Егор Петрович, напротив, изучал крепса своей дочери с видимым любопытством и даже какое-то дружелюбие проскальзывало в его внимательном взгляде. Славка опустил голову и замер, ожидая окончательного приговора. Неожиданно в его голове зазвучал голос Читы:
