Это может выглядеть как парадоксальная ловушка, но я думаю, что говорю нечто весьма простое. Однако, чтобы прояснить свою мысль, я, наверное, должен сказать о том, чего, по моему мнению, аргумент Ансельма не достигает и не может достигнуть; а фактически это означает отвергнуть самые последние попытки христианских философов восстановить этот аргумент в его собственно аналитической форме. В настоящее время те представители академического мира, которые более всего симпатизируют аргументу Ансельма, склонны защищать его с точки зрения особого подхода к модальной логике (то есть логике, касающейся возможности и невозможности, случайности и необходимости), дающего именно тот результат, который, на мой взгляд, сводит всю идею необходимости Бога к бессмыслице. Лучшая характеристика этой «модальной версии» онтологического аргумента, которую я могу предложить, состоит в том, что он представляет собой попытку вывести логическую необходимость Бога из Его метафизической необходимости и вывести Его метафизическую необходимость из Его простой логической возможности, и вывести эту логическую возможность только из того факта, что в ней нет очевидного логического противоречия. Это долгий и опасный путь для любой аргументации. Есть, однако, некоторые внушающие опасения мыслители, которые считают, что можно безопасно следовать по этому пути до конца. Самый изобретательный сторонник этого модального пересмотра аргумента Ансельма на сегодняшний день – выдающийся американский философ Элвин Плантинга. Он утверждает, что Бог может и должен быть понят как «существо» (a being), обладающее свойством, которое называется «максимальным величием (greatness)», и что такое существо, если его существование логически возможно, должно существовать в каком-то возможном мире. Или, скорее, как Плантинга предпочел бы сформулировать этот вопрос (по причинам здравым, но здесь не играющим роли), существует некоторый возможный мир, в котором свойство максимального величия иллюстрируется на примере. Максимальное величие, однако, предполагает не только «максимальное превосходство» (все возможные достоинства, силы и т. д.), но и необходимое существование (якобы незаменимое свойство «создания величия»); а так как необходимая истина по определению истинна в любой возможной реальности, подобно математическим истинам или другим строго логическим истинам, всякое бытие с максимальным величием в одном возможном мире должно иметь необходимое существование не только в этом мире, но и во всех возможных мирах, включая наш.
Очевидно, что я не сужу строго аргумент Плантинги, сводя его к нескольким строчкам, и он не тот человек, с которым я особенно желаю скрестить модальные мечи; но аргумент этот кажется мне явно ложным не только по форме, но и в принципе – и по причинам, которые я считаю чрезвычайно важными здесь. Я не верю, что логическую необходимость можно вывести из простой логической возможности, да еще и с помощью этакой «случайно подвернувшейся» («happenstantial») метафизической необходимости. Даже если придать легитимность разговору о возможных мирах как способу определения того, что является метафизически возможным – то есть даже если полагать, что что-то должно быть реально возможным только потому, что, кажется, не влечет за собой очевидного логического противоречия, – то идея какого-то отдельного существа, которое имеет «необходимое существование» просто как некий атрибут среди других атрибутов, сбивает с толку, как это ясно понял Макки. Как возможно такое существо? Разве оно не было бы лишь контингентно или деривативно «необходимым», а потому необходимым лишь потому, что случилось так, что оно существует, и, следовательно, не необходимым в полном смысле слова? Что фактически может означать необходимость в таком контексте? Разве мы не комбинируем здесь метафизическую и логическую необходимость, не имея для этого четкого обоснования? В конце концов верно, что все, что логически необходимо, по определению, обязательно имеет место в каждом возможном мире. Два плюс два должны дать четыре в любом возможном контексте реальности. Но, конечно, неверно, что любое существо (being), которому просто случайно выпало быть метафизически необходимым, должно также существовать в каждом возможном мире; и, конечно, в рассуждениях Плантинги устанавливается только существование метафизически необходимого существа в каком-либо возможном мире, так как нет никакой причины думать, будто идея дискретного существа, «иллюстрирующего своим примером» логическую необходимость, является вразумительной и осмысленной. Если так, то, конечно, аргумент Плантинги, кажется, должен быть обратимым: поскольку речь идет лишь о возможных мирах и о максимальном величии только как о некоем свойстве, возможно, иллюстрируемом на примере внутри одного из них, и, стало быть, только потому, что это – свойство, которое, кажется, не влечет за собой противоречия, мы можем также сказать, что всегда можно вообразить себе мир, в котором максимальное величие не иллюстрируется на примере, а это значит, что есть возможный мир, в котором Бога нет, что означает, что Он не может быть логически необходимым во всех возможных мирах и поэтому не может обладать необходимым существованием ни в одном. Также нельзя сказать, имея в виду только этот разговор о логической возможности, что аргумент Плантинги уже каким-то образом исключил возможность такого безбожного мира; обратное кажется более вероятным, поскольку логическое содержание утверждения о том, что какое-то отдельное существо необходимо, ужасно неопределенно. В конце концов мыслимая возможность безбожного мира может оказаться противоречием, присущим самому понятию максимального величия.
Во всяком случае я не хочу впутаться в ненужные осложнения, связанные с этой темой, и поэтому очень рад свести все свои сомнения относительно аргумента Плантинги до скромного статуса всего лишь открытых вопросов. По правде говоря, они едва ли важны здесь, поскольку главное, что я хочу сказать, заключается в том, что это на самом деле вообще не аргумент о бытии Бога. По крайней мере он явно не соответствует классической модели теизма. Попросту говоря, великие традиции не стали бы говорить о Боге как о всего лишь некоем существе, которое может существовать в каком-то возможном мире, хотя бы потому, что это, кажется, означало бы представить Бога реальностью, обусловленной каким-то набором предварительных логических возможностей, а это, видимо, сходу исключило бы реальную логическую необходимость из Его природы, а также противоречило бы тому существенному утверждению, что Он и только Он является источником всей реальности. Скорее они движутся в диаметрально противоположном направлении и стремятся показать, что логическая возможность любого из миров зависит от предшествующей логической необходимости Бога. Иными словами, Бог – это не существо, которое может и поэтому должно существовать, а абсолютное Бытие как таковое, вне которого ничто иное не может существовать ни как возможность, ни как действительность. В Боге логическая возможность не переводится в логическую необходимость; напротив, именно необходимость Бога как необусловленного источника всего сущего, делает возможным любой мир (world). Проще говоря, никакая контингентная реальность не могла бы существовать вообще, если бы не было необходимого измерения реальности, поддерживающего ее существование, а это именно то измерение, на которое, собственно, и указывает слово «Бог». И здесь, я думаю, знаменитая фраза Ансельма – начинающаяся с этого неуклюжего и обязывающе-неясного «id» – расцветает в значение, столь простое, что почти тривиально верное. То, больше чего ничего нельзя помыслить, – не существо среди других существ (beings), даже не величайшее из возможных существ, но полнота самого Бытия (Being), абсолютная полнота реальности, от которой зависит все остальное; и было бы явно бессмысленно говорить, что Бытию недостает бытия или что Реальность нереальна.
