– Но ты делаешь ставку на то, что он невиновен?
– Ставлю все, что у меня есть, на то, что он невиновен.
– В том-то и дело, шеф, – Делла Стрит разразилась
негодованием, – что ты слишком многое поставил на карту. Ты рискуешь своей
профессиональной репутацией, чтобы поддержать эмоционального парня, которого
вовсе не знаешь.
Перри Мейсон невесело усмехнулся. Это была свирепая усмешка
борца, который вышел на ринг против сильного противника, заслуживающего
наказания.
– Конечно, я игрок, – сказал он. – Я хочу жить, пока
живется. Мы многое слышали о людях, которые боятся умереть, и почти не знаем о
тех, кто боится жить. Я верю в Уинифред и Дугласа Кина. У них сейчас тяжелый
момент, они нуждаются в поддержке, и я собираюсь их поддержать.
– Слушай, Перри, еще не поздно отступить. – В голосе Дрейка
была мольба. – Ты не знаешь этого парня. Факты против него. Он…
– Заткнись, Пол, – беззлобно сказал Мейсон. – Я не хуже тебя
знаю, как подтасовывают факты. Я ставлю на карту все.
– Но почему ты рискуешь своей репутацией, ставя на
невиновность парня, когда все доказывает его вину?
– Потому что я ставлю на карту все. Если я беру свои выводы
назад, я беру назад и все остальное. Пытаюсь не ошибаться.
– На карту ставят все ради большого выигрыша или большого
проигрыша, – заметила Делла Стрит.
Мейсон ответил с нетерпеливым жестом, адресованным обоим:
– Черт возьми, а что может человек потерять? Не жизнь,
потому что он ею не владеет. Он только берет ее в аренду. Он может потерять
лишь деньги, а какого дьявола стоят деньги по сравнению с личностью? Это и есть
один из способов прожить жизнь, все из нее извлечь. Человек ее сохраняет или
лишается, поставив на карту все.
В приемной послышался шум, хлопнула дверь. Дрейк сделал знак
Делле Стрит. Она встала и выскользнула из кабинета. Пол Дрейк закурил сигарету
и сказал:
– Перри, ты – смесь мальчика и философа, непрактичного
мечтателя, альтруистичного циника, доверчивого скептика… и, черт тебя возьми,
как я завидую твоему восприятию жизни!
Делла Стрит открыла дверь и сообщила, понизив голос:
– Здесь сержант Голкомб и целая куча репортеров.
– Неужели Голкомб привел репортеров?
– Нет. Он хочет их опередить. Он, кажется, зол.
Мейсон улыбнулся и пустил к потолку кольцо дыма:
– Впусти джентльменов.
Делла Стрит осмелилась на ответную улыбку:
– Включая Голкомба?
– На этот раз – да, – сказал Мейсон.
Сержант Голкомб протиснулся в комнату. За ним вошли
несколько человек и веерообразно расположились вдоль стены. Некоторые достали
блокноты. У них был вид зрителей, наблюдающих призовую борьбу на открытой
арене, которые не хотят пропустить ни одного удара, в чью бы пользу он ни был.
– Где Дуглас Кин? – требовательно спросил сержант Голкомб.
Перри Мейсон вдохнул полные легкие дыма и выпустил его из
ноздрей двойным потоком.
– Не знаю, господин сержант, – сказал он тоном взрослого
человека, увещевающего капризного ребенка.
– Что за дьявольщина! Вы должны знать!
Мейсон сделал безуспешную попытку пустить дым кольцами.
– Слишком спертый воздух, – объяснил он Полу Дрейку так, чтобы
все могли слышать. – Кольца не получаются, когда в комнате слишком много людей.
Сержант Голкомб стукнул кулаком по столу Мейсона:
– Дьявол! Прошли те дни, когда вы, адвокаты, могли с законом
шутки шутить. Вы же знаете, что теперь бывает с теми, кто укрывает людей,
представляющих общественную угрозу.
– А Дуглас Кин представляет общественную угрозу? – невинно
спросил Мейсон.
– Он убийца.
– В самом деле? Кого же он убил?
– Двоих. Чарльза Эштона и Эдит де Во.
Перри Мейсон прищелкнул языком.
– Ему бы не следовало этого делать, сержант, – сказал он.
Один из репортеров громко захихикал. Голкомб потемнел.
– Ладно, продолжайте, – сказал он. – Делайте что хотите, но
я вас арестую за укрывательство преступника от закона.
– Разве он скрывается от закона?
– Явно скрывается.
– Он явится сегодня в пять. – Мейсон сделал затяжку.
– Мы возьмем его до того.
– Где же он? – Брови Мейсона поднялись.
– Не знаю! – проревел сержант. – Знал бы, так уже взял бы
его.
Мейсон вздохнул, повернулся к Полу Дрейку и сказал:
– Он собирается схватить Кина до пяти, но утверждает, будто
не знает, где Кин находится. Я предложил выдать Кина в пять, но он не верит,
что я не знаю, где Кин. Тут нет логики.
– Вы бы не обещали, что этот человек будет в тюрьме к пяти,
если бы не знали, где он сейчас. И вы собираетесь сорвать дело, скрывая его в
убежище, – настаивал Голкомб.
Мейсон молча курил.
– Вы же адвокат. Вы знаете, каково наказание за соучастие.
Знаете, что случается с людьми, которые помогают убийцам.
– Но предположим, – терпеливо вставил Мейсон, – выяснится,
что он вовсе не убийца, а, Голкомб?
– Не убийца! – Голкомб почти визжал. – Не убийца! Вы знаете,
какие доказательства против этого парня? Он поехал к Чарльзу Эштону. Он
последний видел Чарльза Эштона в живых. У Эштона был кот, который обычно спал
на его кровати. Дуглас Кин приехал за котом и забрал его. Свидетели видели, как
он вошел в комнату и вышел оттуда с котом в руках. Но Эштон был убит до того,
как кот исчез из комнаты. Кот вскочил в окно. На кровати остались следы его
лап. Даже на лбу Эштона остались кошачьи следы – это доказывает, что убийство
было совершено до того, как Кин ушел с котом. Эштона убили после десяти и до
одиннадцати. Кин появился в комнате Эштона незадолго до десяти, а ушел после
одиннадцати.
Прикусив губу, Мейсон сказал:
– Можно было бы поднять целое дело против Кина, если бы вы
были уверены, что именно кота Эштона он унес.
– Конечно, это был кот Эштона. Говорю вам, свидетели видели.
Экономка видела. Она плохо спала и как раз выглянула в окно, когда уходил Кин.
Она видела, что он нес кота. Джим Брэндон, шофер, ставил машину в гараж. Он
разворачивался – и передние фары осветили Дугласа Кина. Он клянется, что Кин
нес кота.
– То есть Клинкера?
