Книга Степь, страница 20. Автор книги Дмитрий Манасыпов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Степь»

Cтраница 20

Выкрашенная синим рубаха из выделанной мягкой кожи, с бахромой по рукавам, такие же свободные брюки, ничем не прикрытые волосы, только собранные в пучок на макушке. Крепко и бережно, прямо как сиделка, поддерживала худющего патлатого мужика, опирающегося на деревянный кривой костыль-самоделку. Мужик походил, выписывая медленные петли, круг за кругом по утоптанной земле. Походка была больной, тяжелой, даже рыжие куры, выбегающие из-за плетня, не пугались и не убегали, квохча и смешно суетясь. Девка же, ну точно медсестра, все это время старалась находиться рядом, несмотря на ворчание калеки. Тот вовсе не собирался пользоваться ее помощью, упорно наворачивая по кривоватой дуге, подволакивая ногу и тяжело опираясь на костыль. Через десяток минут, несмотря на свое упорство, видно совсем умаялся, и присел на почерневшую лавку. Сыч хмыкнул и пошел в их низкую хибару, стоявшую поодаль. Уходя, буркнул Рыжему:

— Узнай кто такие, когда выезжают.

Что оставалось делать? Рыжий и узнал. На свою голову.

Вечером следующего дня, закончив все дела и продав хабар, команда снялась и ушла назад в Степь. Ночью Сыч, и с ним еще четверо, вернулись, заплатив караульному на воротах. Рыжий был в их числе. Девка и седой мужик жили в такой же небольшой бревенчатой халупе, как и они до этого. Дверь просто выдавили, быстро ворвались внутрь. Один из бандитов ударил мужика по голове прикладом винтовки. Тот упал, и не поднимался. Эту самую тощагу скрутили, примотав руки с ногами к столбам, подпирающим кровлю из тонкого, проржавевшего железа, замотали рот тряпьем, валявшимся в углу.

Сыч ножом разрезал ткань плотной рубашки, брюки, провел пальцами по сухому, смуглому телу. Схватил в горсть маленькую торчащую грудь с темным острым кружком. Та вздрогнула, глядя на него дикими глазами, но не кричала, даже не пыталась. Рыжий вздрогнул, понимая, что в ее глазах нет страха. Нет, совсем нет. Ярость, гнев, обида, но не страх. В почти полностью темной комнате, распяленная между столбами, она не боялась. Остро, практически не щурясь на свет зажженных потайных фонарей, взглянула на каждого из них, как сфотографировала.

Взгляд ее, пронзительный и резкий, рванул что-то в груди Рыжего. Неожиданно он, отпетый бандюк, увидел ни разу не замеченное им ранее. Боль, грязь и стыд, которую она сейчас получит сполна. Тонкую красоту совсем юного лица и худощавого тела, лишь вздрагивающего под напором главаря банды. Рыжий почувствовал это, неожиданно разорвавшееся в его голове, вздрогнул и чуть было не потянулся остановить Сыча. Опомнился лишь в последний момент, когда тот повернул к ним странно изменившееся, совершенно дикое лицо с жадными глазами. И Рыжий забыл, стер, выкинул сразу из головы все правильное и такое ненужное, глупое и смертоносное. Ну, его, Сыча, к такой-то матери, не стоит из-за какой-то бабы связываться с главарем. Пусть тот и свихнулся малость с ума. А тот продолжил начатое, не дав больше никакой возможности девке даже взглянуть вокруг.

Навалился сверху, скрюченными и окостеневшими пальцами вцепившись в узкие твердые бедра. Острые широкие ногти прочертили несколько черт-борозд по коже, матово блеснувшей в неярком свете. Задел глубоко, царапины тут же налились темным, из одной отчетливо поползла вниз тоненькая струйка. Сыч рывком сдернул вниз широкие кожаные штаны, подтянул ее к себе, навалился сверху, охая и постанывая. Остальных командир выгнал одним махом руки, но никто не возмущался. Они вышли, прикрыв дверь в освещенный яркой луной двор, спрятавшись в густую тень от хибары. Рыжий стоял, прислонившись к стене, и стискивал в мокрых от пота ладонях карабин.

Сердце неожиданно гулко колотилось в груди, а в глубине живота шевелился очень осязаемый клубок животного ужаса, повсюду разбрасывая свои липкие паутинки. Через щели между бревнами, с почти полностью вывалившейся сухой паклей, доносился еле слышимый хрип главаря и шорох. Почему-то этот шорох Рыжему был слышим лучше всего. Шорох, с которым тонкое тело с матово поблескивающей кожей сейчас елозило по грубым доскам пола, сдирая ее до крови. Но он продолжался очень недолго. Потом было довольное и сбившееся дыхание главаря, легкий свистящий звук и вздох, легкий, короткий, смешавшийся с бульканьем.

Сам Сыч вышел минуты через полторы, вытирая узкое длинное лезвие поясного ножа остатками рваной рубашки из мягкой выделанной на совесть кожи. С висящей по рукаву бахромой. Никто не проронил ни слова, и путь через стену был быстрым, без препятствий. Утро команда встретила уже далеко. Рыжий про этот случай старался не вспоминать. До поры, до времени. А потом стало очень поздно жалеть и понимать, что ничего не исправишь и не вернешь назад.

Странности начались с пропажи одного из постоянных скупщиков среди городских «мутных». На вопросы Сыча его домашние ничего не могли сказать, лишь разводили руками. Пропал мужик, как в воду канул. Потом исчез наводчик, из числа «синих мундиров», патрулировавших тракт. Несколько раз, когда команда уходила с очередного грабежа, им на хвост садился кто-то очень настойчивый и настырный. Сыч, выживающий в Степи уже пятый год, быстро понял, что к чему и решил залечь «на дно». Не вышло.

Их взяли на зимней стоянке у лекаря. В голой степи, где Рыжий оказался в числе караульных, торчавших на высоком частоколе, окружавшем немаленькую усадьбу. Он ничего не заметил, только вспыхнуло в глазах, и Рыжий провалился в темноту.

Когда пришел в себя, в нос ударило едким запахом гари и дыма, железом густо пролитой крови и еще чем-то, мерзким и тошнотворным. Голова гудела пустой бочкой, отхватившей удар тяжелой дубиной, в глаза давило откуда-то изнутри. Рыжий вдохнул тяжелого воздуха, и его немедленно вывернуло наизнанку, прямо в начавшую желтеть траву, торчавшей жесткой щеткой у самого лица. Рвало долго, чем-то остро режущим носоглотку, жидким, стекающим и размазывающимся по подбородку и верхней губе. Сбоку, из-за спины, доносились чьи-то дикие крики, поднимающиеся все выше и выше, захлебывающиеся и перешедшие в бульканье. Громко выругался злой незнакомый голос, сетуя на слабость и полную негодность бандитских организмов. Рыжий, наконец-то успокоившийся и пришедший в себя, затих, уткнувшись в лужу собственной блевотины. Сзади скрежетнуло сталью, живой и очень злобной:

— О, еще один в себя пришел, да, Толстяк?

Перед глазами Рыжего возникла ребристая подошва громадного размера. Вторая чуть толкнула его в скулу самым носком, вернув назад бешеное мельтешение в глазах и желание выпустить из себя что-то еще. Сверху прогудело:

— Будешь прикидываться валенком — сломаю что-нибудь. Понял?

Рыжий торопливо кивнул и начал приподниматься. Подошва надавила на шею, вжимая его лицо с зажмуренными глазами в смесь из сырой земли, содержимого желудка и пахнущей остатками спокойствия и пылью травы. Снова прогудело сверху:

— Я разве разрешал вставать? Лежи пока.

Он послушался странно молодого, но внушающего уважение и страх голоса и остался лежать. Слушал звуки творившейся вокруг бойни, пытаясь понять — что происходит?

Трещало сгоравшее дерево стен и перекрытий. Ухнув, провалилась вниз часть крыши, собранной из глиняной черепицы, которой так гордился лекарь. Криков больше не слышалось, пока, во всяком случае. Громко переговариваясь, по освещенному пожаром двору двигались уверенные в себе люди. Их было много, больше, чем во всей команда Сыча. Рыжий, никогда не считавший себя сильно крутым, понял, что взяли их профессионалы. В горле, горевшим от желудочной кислоты, пересохло еще сильнее. Внутри, где-то в кишках, свернулся холодный комок, сердце бешено стучало безумным и рваным ритмом. Очень сильно хотелось остаться в живых, хотя на самых задворках мыслей мелькнуло осознание глупости самого желания.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация