— Да ну тебя. Ты это, спасибо, в общем, спас, вот. А про нее, ну что тут сказать, да, зацепило меня все это. Но ссориться из-за нее, нет, не хочу.
— Ты смотри-ка, прямо настоящий мужик, — незаметно спустившийся Бирюк хохотнул, бесцеремонно подвинув Енота и сев между ними. — Ты давай, полоз переросток, заяви — мол, из-за бабы ссориться не катит. Я тебе восхищенно поаплодирую. О, милая, добрый вечер!
Бородач весь расплылся в широченной и жуть какой ласковой улыбке той самой прислужнице, таки добравшейся до них.
— Добрый, — девушка устало посмотрела на них. — Есть горох с салом и сосисками, каша гречневая с грудинкой, суп с обеда, луковый. Можно поджарить колбасы и яиц, если хотите.
— Милая моя, вы прямо таки мысли читаете. — Бирюк довольно улыбнулся еще шире. — Первым делом отнесите супа наверх, в третью комнату, для моего друга. И курочку попросите ему сделать, не обессудьте, есть ведь курочка? Ну, вот и славно. А вот пива ему, подлецу, не несите. Только воды. Начнет качать права, позовите меня. А потом несите уже нам и гороха, и каши, и колбасы. А еще лучше, дорогая моя, попросите повара изобразить что-то этакое… ну, чтоб вкусно, понимаешь? И пива, конечно.
— С сухариками? — служанка посмотрела на них куда бодрее и заинтересованно. — Можно орешков соленых еще…
— И орешков, милая. Куда ж без орешков то…
Он проследил за тем, как она ушла, и только потом начал говорить:
— В общем, юноши, давайте-ка расставим все точки над «ё». Надеюсь, кадеты, что вы не против подобного разговора? Вот и ладушки. Значит, господа мои, слушайте меня внимательно. Я вас с собой взял не за тем, чтобы вы друг на друга волками смотрели, помните? Семерка баба хорошая, даже, можно сказать, прекрасная. Мне вам, олухи, даже немного завидовать приходится, ферштеен?
Олухи нехотя покивали. Бирюк достал портсигар:
— Курево кончается, надо бы завтра купить. Так вот, два чуда-юда, мне очень хочется, чтобы ваши косые взгляды друг на друга сегодня оказались последними. Сделаем дело, а там хоть глотки грызите, мне без разницы. Но пока не доберемся куда надо, чтобы и не смели. Я внятно истолковываю свои мысли?
— Внятно. — Еноту расхотелось спорить. Бирюк был прав полностью, от начала и до конца. — Все нормально, можешь на нас рассчитывать. Так, Змей?
— Так. — Тот кивнул.
— Вот и хорошо. А раз так, милые мои ребятишки, то давайте на время забудем про всякие мерзкие глупости, что нам еще предстоит сделать и займемся пивом. Вот и оно, кстати.
Пиво возникло на столе раньше всего остального. Запотевший больший глиняный кувшин и три стакана, деревянных и покрытых хитрым узором. Служанка показала рукой что скоро вернется и устрекотала вверх по лестнице, держа разнос с едой для Михакка.
— Ты посмотри, какие интересные стаканы… — Бирюк разлил вкусно пахнущий хмелем и солодом напиток. — Ну, давайте, с крещением вас, подмастерья!
Возмущаться ни один, ни другой из неожиданных подмастерьев не стали. Народа вокруг хватало, кокарда с черепом чернела на кожаной кепке Бирюка, лежавшей на столешнице. Пусть себе сидят, слушают, сплетничают. Глядишь, так само по себе прикрытие появится, народишко местный затрындит-затрещит и никто их ни в чем лишний раз не заподозрит.
Зал гудел, полный почти под завязку. Седая прядь Шельмы порой мелькала тут там, хозяйка не смущалась помогать своим девушкам. Было шумно, но ни разу не раздался хотя бы намек на ссору. Вина этой тиши, глади да божьей благодати, как понял Енот, мирно сидела в углу у стойки, щелкая в толстенных стальных пальцах лесные орехи лещину. Ядрышки из лопавшихся скорлупок тут же отправлялись вглубь рыжих гренадерских усов и торчавшей густым помелом бородищи Гизмо. Енот еще раз поразился схожести того с Кувалдой и снова отхлебнул пива. Больно уж оно оказалось густым, свежесваренным и вкусным, не оторваться.
— А стаканчики ох и интересные… — повторил Бирюк. — Знаете, малышня, откуда их привезли?
— Да откуда нам, убогим? — пожал плечами Змей. — Расскажешь?
— Юродствуешь? — бородач оскалился в страшной своей ухмылке, выдвинув вперед нижнюю челюсть с мощными клыками. — Так и быть, пожалею и утолю твое детское любопытство, расскажу.
Со стороны проема явно ведущего в кухню, до ноздрей Енота, немедленно откликнувшихся и чуть дернувшихся, донеслось чудесное облако сразу нескольких вкусных запахов. Густо пахло чем-то поджаривающимся на топленом сале и хорошо так приперченном. Енот, за два года в отряде успевший изучить многие секреты поварихи Мимачоли, даже понял что там. На кухне, в смысле, на сковороде, что стоит, раскаленная и плюющаяся горячими каплями, на конфорке плиты. С места не сойти, а там сейчас поджаривается не особо толстая колбаса. Такая выгнутая, крупно нарубленная и туго набитая в идеально промытые бараньи кишки. Сама колбаса на треть из конины, на треть из говядины, ну а оставшееся мясо точно от хорошей местной хрюшки.
И рядом, в невысокой кастрюльке, местный талант в уже очень нечистом переднике тушит тоненькими полосками нарезанную телятину, помешивая густо-коричневое огненное варево с тремя, или даже с пятью, видами перца. И, само собой, на второй сковороде, становясь все золотистее и поджаристее, жарится самая обычная картошка. Не так давно засыпанная в погреб, с не очень тонкой кожицей и не особо молодая картошка, нарезанная пополам, что принесут политой топленым сливочным маслом, посоленной обязательно только крупной солью и присыпанной мелко накрошенным зеленым луком.
Он проглотил слюну и взялся за сухарики, стоявшие тут же, рядом с кувшином. А Бирюк в это время продолжал рассказывать что-то совсем ненужное, но затейливое и интересное.
— Стакашки эти, молодежь, привезены аж с самого Мурмана. Есть там край один, бывал я там. Подрядился как-то, по молодости и глупости туда с охотничьей командой, караван охранять и зверье тамошнее пострелять. Лосей там прорва, олени есть, даже косули какие-то. — Бирюк хитро подмигнул Еноту. Тот понимающе усмехнулся. Если какие особи с рогами и копытами и водились у Мурмана, то в основном не травоядные. Но цель Бирюка показалась ему вполне понятной. Сидит бывалый хэдхантер, громко травит байки, местные вон стали прислушиваться. Пара трапперов, сидевших за соседним столом, разом встрепенулась, заслышав про охоту. Все правильно, так и надо. И Бирюк продолжал рассказывать, корча потешные рожи и выпучивая глаза:
— От там и делают такие, верно говорю, землячок? Есть там умельцы, так те еще и из кости режут всяко разно. Какой кости, говоришь? Да морского зверя, кого же еще. Ты бивни у моржей видел? Во такие, толще моей руки, чтоб мне лопнуть если вру! Да говорю ж, с руку, не меньше. Чего еще можно вырезать, как не стакан, а, земляк? То-то и оно, говорю же. Смотри, узор какой. Вот те морж, на, полюбуйся. Чего он делает? Жрет кого-то небось. Моржи, они, брат, страх какие лютые звери. Уж не знаю какими они там были до Полуночи, прости Мэдмакс, а сейчас такие твари, что хорошо что по земле бегают не особо быстро.
— Да какие моржи по земле бегать могут?! — зашелся в крике давешний худющий траппер. — Ты, земеля, ври ври, да не сильно завирайся-то. Это ж морж, он в море плаваеть, я те говорю. Че ты меня тут разводишь?
