Необъятные синие суконные шаровары с грязной малиновой полосой того и гляди грозились треснуть по шву, такая силища перла от их хозяина. Мохнатая, отливающая в неярком свете рыжиной, грива, уходила в торчащие в сторону бакенбарды и густейшую бороду, похожую на половину соломенной скирды. Нос пятачком и длинный нижний клык через оттопыренную губищу. Куртка, вернее, кожаный длинный реглан, поверх него несколько пулеметных лент и нелепая, засаленная, с неровными краями шляпа-котелок. Енот чуть не засмеялся от вида такого чуда. Вот только глаза страхолюдины веселья не внушали, цепкие и внимательные, тут же уставившиеся на Бирюка.
— А это что у нас тут, э? Горностай?!!
— Что?
— Слышь, скважина, что у тебя в транспорте делают чистые?
— Они со мной. — Михакк появился рядом с досматривающим. — Охрана, сопровождающие, прислуга. Вот тамга, будем выезжать, пройдут карантин. Все как всегда.
— А, и ты здесь… — протянул краснолампасный чуд. — Тогда все ясно. С вас десять монет.
— За что? — Удивился Высший.
— За пререкания с начальником досмотровой группы еще… пять. Вопросы будут?
— Нет, — буркнул Михакк. — Золотом?
— Серебром, епта. Золотом, чем еще.
Бирюк смотрел на малиново-лампасного бородача. Тот также пристально смотрел на него. Обе бороды, и черная, и рыжая, медленно и неотвратимо начинали задираться вверх. Енот прикинул про себя, во что им выльется драка с воротной стражей и тихонько вздохнул. Что нашло на Бирюка, что он даже не думал отвести взгляда от наливающихся дурной кровью глазенок мутанта, было непонятно. Разве что… хватало у старшего товарища за спиной многих моментов. Мало ли, кого ему напомнило это свиное рыло?
— Здесь наши законы, чистые. Пока вы в городе, не рыпаться и не спорить с нами. Промоют мозги на выходе, и катитесь отсюда куда подальше. Если живые останетесь, хех…
Он развернулся, важно и неторопливо, вышел. Транспорт снова скрипнул и приподнялся. Горностай вытер вспотевший лоб и повернулся к Бирюку.
— Вот оно тебе надо, а? Ай… ну вас, дурней. Одно слово — чистые!
И машина поехала дальше.
Енот сидел на грубо сколоченном стуле у не очень грязного окна и смотрел через него на улицу. Ему было очень интересно. Здесь, в большом зале постоялого двора, куда их отвез Горностай, он уже давно все и всех рассмотрел. Даже по нескольку раз, доглядевшись до драки с сидевшим напротив хищно выглядевшим дерганым типом.
У типа оказалось странное, больше похожее на мордашку хорька вытянутое лицо. Сероватая кожа и нестриженые грязные ногти симпатичности ему не добавляли. Когда Енот пробежался по нему взглядом раз так третий, тип не выдержал.
— Ты чо вылупился, утырок? — он даже подскочил на месте. — А?!
Енот покосился на него и чуть задумался. И даже решил извиниться. Но тип не дал этого сделать, подскочив и попытавшись ударить. Сейчас он мирно баюкал сломанное запястье и пил выставленный Енотом в качестве компенсации ржаной самогон с хреном. Пока задираться на компанию «чистых», хмуро сидящих у окна никто больше не собирался.
Бирюк сосредоточенно ел какой-то здоровенный кусок мяса, прожаренный совершенно специальным способом. Перед тем, как «хорек» решил подраться с Енотом, несколько посетителей радостно заорало что, мол, нашелся новый дурень, решивший схомячить «мясище» на спор. После сломанной конечности, никто не разъяснил — в чем суть спора, и Бирюк степенно, заедая плохо сваренной картошкой, ел свое мясо. Хотя Енот и подозревал, глядя на незанятые столы у небольшого помоста рядом с тапером, что в харчевне собрались далеко не все местные знаменитости.
Но пока оно выходило им только на руку. Семерка, не дождавшаяся какого-либо ночлега, обещанного Горностаем, заснула прямо тут, откинувшись на дощатую стену. Пока никому не пришло в голову даже задержать на подольше взгляд на этой весьма красивой женщине. А если кто и откровенно пялился, то Енот, к сожалению, не заметил. Хотя за ней и так есть кому присмотреть. Змей, судя по всему определившийся с собственными чувствами, явно решил взять Семерку под свое неусыпное внимание.
— Эй, любезный! — Енот помахал рукой невысокому человечку с явственным горбом, бегающему с подносом и полотенцем через руку по всей харчевне.
— Что тебе, чистый? — буркнул неожиданным хриплым басом половой. — Говори быстрее.
— Чаю. — Енот неожиданно разозлился. Его уже успело достать это постоянное «чистый» и нарочитое пренебрежение со стороны мутантов. — С молоком.
— Ага. Меда, лимон, может быть мяты? — фыркнул коротышка. — Чай найду, и то хорошо. Ты видел, что над дверью написано?
— Харчевня. — Енот улыбнулся ему, как можно ласковее.
— А не чайная, да? Сейчас принесу.
— Ты особо не задирайся, Енот… — Бирюк оторвался от своего мяса. — Помнишь, что на воротах нам сказали? Попадем, а оно нам надо?
— Ну да. Постараюсь не бузить. — Чистильщик отсел чуть дальше, одновременно притушив керосинку, освещающую их стол. И принялся рассматривать зал не так откровенно. Больше, до того, как ему принесут чай, заняться было и нечем. А новых, совершенно разных особей местных жителей, становилось все больше. Видно, место пользовалось популярностью.
Высокие, высоченные и низенькие, толстые, худые, расплывающиеся жировыми мешками или совсем скелеты. Лысые, волосатые, с ног до головы заросшие шерстью или наоборот, покрытые чешуей. Одетые кто во что горазд и, чаще всего, явно не в свое. От штучных, пошитых явно на заказ, костюмов-троек, до рваных и замызганных темными пятнами френчей из амуниции пограничников Альянса. Кто-то лицом — вылитый человек, кто-то — совсем наоборот. Еноту оставалось только смотреть и поражаться на выдумки матушки природы и людей, когда-то вмешавшихся в ее деятельность.
Тапер начал потихоньку наигрывать разухабистую мелодийку. Енот улыбнулся. Давненько ему не приходилось такого видеть. Чаще всего в любом трактире играл старый, но все еще латаемый местным умельцем музыкальный аппарат. Хотя пару раз за последний год встречались и заведения с живыми музыкантами. Как он и предполагал, сразу после первых аккордов на небольшую сцену выскочили три девицы в минимуме одежды и начали весело вилять всем, чем можно и трясти всем, что тряслось.
Танцевала троица вдохновенно, но бесталанно. В скором времени ему надоело пялиться и на четыре груди одной танцовщицы, располагающиеся парой друг под другом, и на вполне аппетитные бедра другой, правда, покрытые хорошо видимой светлой шерсткой. Третья так вообще оказалось переодетым мужиком, но даже на него в зале нашлись любители. И любительницы. Ну, у всех свои наклонности.
Енот отвернулся к окну и стал наблюдать за городским пейзажем и жителями. Последних, несмотря на вечер, не становилось меньше. Даже, наоборот, за грязным стеклом все чаще стали мелькать черные тени.
Невысокий и плотно сбитый паренек, с видимым странным наростом на шее, прокатил небольшую тележку на двух колесах, с металлическим ящиком, парившим из-под прикрытой крышки. То ли запоздавший пирожник, то ли еще какой уличный торговец едой. За ним, сильно ссутулившись, прошел кто-то в длинном черном рединготе и широкополой плоской шляпе. Между стойкой воротника и краем шляпы на Енота, чуть повернувшись, уставилась на мгновение белая маска с провалами глаз и длинным «клювом». В руке, плотно обтянутой перчаткой, некто нес длинный раздутый ридикюль, похожий на медицинский. Енота неожиданно передернуло от одного взгляда на это создание.
