— Да, — вздохнул Мэт. — Похоже, мне никуда не деться от принцессы.
— Что-то ты говоришь об этом без радости. — Дракон покосился на него с подозрением. — Может, тебе надо разобраться, почему ты это делаешь?
— Почему?.. — машинально начал Мэт и вдруг осекся. Мотивировка вдруг ускользнула от него. — Ты прав. Почему я это делаю? Может, потому...
— Ну-ну?
— Потому, может быть, что там, в моем мире, я не слишком многого достиг во всем, чем занимался. А чем я только не занимался! Здесь же, у вас, мои знания идут в дело. Стоит сложить захудалого ученого, посредственного поэта, сомнительного логика и никудышного солдата — и получится маг. В общем, приятное чувство, когда тебе кое-что удается и есть шансы на успех. Все половинчатые дары, с которыми я родился, тут в сумме дают один большой Дар.
— Но талант тоже надо упражнять, даже магический, — заметил дракон. — Твои знания помогают тебе в этом?
— Вроде нет... Хотя, погоди, некоторым образом — да. Я немного упражнялся в логике и научной методологии. С их помощью можно запросто установись законы магии.
— Опять ты за свое. Я уже говорил тебе, что у магии законов не бывает.
— Должны быть законы и правила, — упрямо сказал Мэт. — Надо только до них добраться. Взять несколько разных случаев, посмотреть, что у них общего и что из этого вытекает. Достаточно вычислить одно соотношение, и сразу все поймешь.
Стегоман выписал головой мертвую петлю.
— Слова я слышу, а смысл до меня не доходит. Это что же получается? Если у меня, к примеру, два золотых, а я хочу десять, мне стоит только написать на пергаменте цифру 2, а после переделать ее на 10, и у меня в кошельке появится десять золотых?
— Нет, нет! Символ — это не вещь. По крайней мере не в моем мире...
У Мэта дрогнул голос, и на миг поплыло перед глазами. Здесь-то символ как раз и был вещью — во всяком случае, был с ней тесно связан. А слова — суть звучащие символы. Значит, если правильно их выговаривать, они могут непосредственно влиять на вещи. Все дело в том, чтобы эффективно пускать в ход слова-символы.
Ну, поэзия-то здесь точно работала. Причем рифма явно помогала. Может быть, звучание слов, усиленное рифмой, дает какой-то магический резонанс? Что там говорил наш профессор о поэзии? Он говорил про ее плотность. У хорошей поэзии плотность гораздо больше, чем у прозы. Она отягощена образами, каждый из которых несет в себе многозначность.
Следовательно, чем лучше стихи, тем сильнее их магия.
А если их петь? Наверное, это увеличит кпд, особенно при совпадении тона и содержания. Жаль, что у него нет голоса.
Когда мелодия и слова специально подобраны, усиливают друг друга и свою многозначность — вот когда будет ударный эффект.
Все выстраивалось на удивление логично — почему же тут никто не разобрался, каким образом устроена магия?
Ответ пришел как озарение. Мэт в своем анализе прибегал к линейному мышлению. Но в этом мире мысль нелинейна. Тут люди мыслят цельными понятиями, не разбивая их на части. Для них магия — вещь в себе, а не серия процессов. Мэт думал, что ему придется поломать голову над тем, как она устроена, а оказалось, что его линейный подход дает колоссальное преимущество.
Прикосновение к плечу напомнило ему, что он не один, и, оглянувшись, он удивился, как далеко они отошли от костра. Стегоман стоял за ним, притихнув, навострив уши.
— Послушай! — тихо сказал он. — Слышишь?
Почти тотчас же Мэт услышал далекий женский крик.
— Принцесса! — выдохнул дракон.
— Или Саесса. — Мэт взлетел ему на спину и уселся между двух зубцов. — Что там могло случиться?
В эту минуту они услышали со стороны лагеря волчий вой.
Глава 11
С громоподобным ревом Стегоман ворвался в лагерь. Саесса сидела, скорчившись, на большом булыжнике у костра. Рядом стоял сэр Ги с обнаженным мечом и щитом, но без доспехов — очевидно, не успел их надеть. Его тыл прикрывала принцесса, тоже с мечом. Не видно было только патера Брюнела.
Перед рыцарем пританцовывал огромный серый волк: он порыкивал и норовил сбоку цапнуть человека, но его сдерживали два направленных на него меча.
Вдруг волк высоко подпрыгнул и бросился прямо на сэра Ги. Черный Рыцарь щитом молниеносно отбросил зверя назад, а мечом нанес ему глубокую рану. Кровь забила фонтаном из волчьего бока, но почти тут же ее напор ослабел, она заструилась ручейком и иссякла. Рана на глазах людей стала затягиваться.
У Мэта закололо на макушке — это волосы встали дыбом. Он прочел достаточно ужасных историй и без труда узнал в волке оборотня.
— Я же вам говорю, мечами с ним не справиться! — крикнула Саесса. — Серебряное распятие, сэр рыцарь! Больше ничего нас не защитит!
— Откуда же мы его возьмем? — Впервые голос рыцаря потерял жизнерадостную невозмутимость.
Волк снова приготовился прыгнуть. Стегоман взревел — волк завертелся на месте и подпрыгнул, целя в Мэта, сидящего верхом на драконовой спине.
Стегоман встретил его электрической дугой. Объятый пламенем, волк застонал почти человеческим голосом. Стегоман икнул — паяльная лампа выключилась. Волк рухнул: огромное обугленное тело, скулящее и повизгивающее. Мэт соскочил на землю.
— Держись подальше от поганого зверя! — крикнула Саесса, видя, что Мэт приземлился в каких-нибудь десяти футах от корчащегося волка.
Тот линял: обуглившаяся шерсть облезала, обнажая новенькую розовую кожу. На ней пробивалась и шла в рост новая шерсть. Стоны перешли в рычание. Волк поднял голову. На секунду Мэт перехватил его взгляд — глаза показались ему знакомыми.
Волк вскочил и кинулся на него, Мэт увернулся, а Стегоманова голова всунулась между ним и зверем, готовясь дохнуть огнем. Волк пустился было в пляс вокруг них, но внезапным броском напал на Саессу.
Сэр Ги преградил ему путь, еще раз полоснув зверя мечом. Волк взвыл, падая, однако рана опять зажила в два счета, и он бросился на Мэта, норовя вцепиться тому в горло.
Мэт низко присел, волк пролетел над ним, но Мэт успел ухватить его за заднюю лапу, размахнулся и швырнул подальше.
Волк шмякнулся на спину и завыл, катаясь по земле.
— Не обольщайся, — крикнула Саесса, — хребет у него заживет. Твори свое заклинание — сейчас или никогда!
Мэт настроил свой мозг на злобные звуки волчьего воя. Вынул серебряную ручку, набрал в грудь воздуха и, покопавшись в памяти, начал нараспев:
Каждый пишет, как он дышит,
Но когда не продохнуть,
Когда ухо вой услышит —
Надо делать что-нибудь
В этом мире лживом, ржавом,
Комплименты не спасут,
