Кастор прокашлялся и продолжил:
– На этом все, но для тебя, Арктур, у меня тоже кое-что есть.
Парень сидел в дальнем углу, сгорбившись, блуждая взглядом по полу. Услышав свое имя, он немедленно подошел ближе.
– Это лежит в спальне, пойдем, проводишь меня.
Старик зашаркал по полу, держась за руку Арктура. Когда они остались наедине, он достал небольшой потрепанный блокнот.
– Это тебе, но для начала выслушай меня. – Кастор сел на край кровати.
Арктур остался стоять у двери.
– Люди на планете с самого рождения знакомы со смертью. У Лилии и Крокуса, кроме нас, никого нет. Они только сделали первый вздох, а смерть уже забрала их мать. И так смерть приветствует каждого из нас с самого начала жизни. Нас было больше, гораздо больше. Мы жили одной большой и счастливой общиной. Но мы с пучком лечебной травы и компрессами на лоб бессильны перед лицом смерти. – Старику было тяжело долго говорить. Он сделал над собой усилие, чтобы закончить. – Знаешь ли ты, Арктур Беллатрикс, почему люди умирают ровно в тридцать пять? Откуда такая точность? Вся хитрость в последней инъекции, которую вам вкалывают за год до смерти. Она другая, вакцину меняют, вам вводят наноорганизмы, внутри которых находится яд. Ровно через год они выпускают токсины, останавливающие работу сердца, и вы умираете. Ты только представь: они решают за всех людей, сколько им жить, обрывая жизнь ровно в тридцать пять лет и не оставляя выбора. А сами тридцать восемь основателей тридцати восьми городов и их семьи живут до ста лет. Но нас они выращивают и убивают, как скот. А вы торопитесь, как сумасшедшие, чтобы успеть, оставляя детей сиротами, не имея возможности видеть внуков. Бесчеловечно, цинично, жестоко и хладнокровно каждый день система убивает новую партию людей, вкалывая им последнюю, тридцать пятую инъекцию. И как тебе такое, Арктур Беллатрикс? – Старик тяжело выдохнул, в горле пересохло. – Вот тебе дневник одного человека, он расскажет, как все начиналось.
ДНЕВНИК АМИ.
Запись первая
20** год. Моему отцу 75, мне – 32 года.
Вы когда-нибудь видели отца сломленным? Я видела лишь однажды. Он всегда был для меня эталоном спокойствия и надежности. Мне просто повезло с родителями. Но папа особенный – сильный, волевой, строгий. Меня он никогда не бил и не обижал. В детстве хулиганы во дворе сильно ударили меня палкой, осталась большая царапина на лице. Был выходной день, папа что-то мастерил в гараже. Я горько плакала и жаловалась на мальчишек. Тогда впервые увидела, как папа вышел из себя. Он сильно сжимал мою ладонь и шел огромными шагами на тех мальчишек. Ох, и круто же им тогда досталось. А я даже не помню, что он говорил и делал. Помню чувство безопасности и спокойствия. Позже я еще много раз видела отца разгневанным, но сломленным – никогда. Потухшие глаза, бесконечные слезы и голос тихий, глухой, совсем мертвый. Он таким был, когда умерла мама. Не подпускал меня к себе, ни о чем со мной не говорил. Смерть ломает людей. И мы на всю жизнь остаемся сломанными.
Я думала, что страшнее этой картины больше ничего не увижу. Но судьба такая шутница. Мне довелось увидеть отца в страхе. Он вдруг стал таким маленьким, спина сгорбилась, руки болтались вдоль тела, лицо пожелтело. Ни намека на улыбку. Морщины стали глубже, словно кожу тянули вниз, отчего оно выглядело схудым, острым и болезненным. Папа бодрился и рассказывал о своей болезни как о чужой, просил не наводить панику, ждал анализов и обещал, что они будут хорошими. И это было невыносимо слышать. Хотелось тут же обнять его и расплакаться на плече, но он больше не был тем сильным и смелым отцом, который крепко держал меня за ладошку и мог победить любого хулигана. Теперь я должна была взять его руку и сказать, что защищу от всех напастей. Вот только как это сделать, когда твой враг невидим и силен?
Нам повезло, операция прошла успешно, и опухоль удалось удалить, но мы только отсрочили неизбежное. Рак почти всегда возвращается. Он дает отсрочку – год или два, пять или десять, но срок вскоре выходит. Тогда я этого не знала.
ДНЕВНИК АМИ.
Запись вторая
20** год. Моему отцу 75, мне – 32 года
Сколько радости можно испытать за полгода? Вспомните последние полгода своей жизни. Что хорошего с вами произошло за это время? Если исключить важные события – свадьбы и дни рождения, то чаще всего люди вспоминают поездки за город, встречи с родными и друзьями, свидания и походы в театр или оперу. У меня набралось не больше десяти счастливых дней из ста восьмидесяти трех. Остальные сто семьдесят три я работала на нелюбимой работе, разговаривала с неприятными людьми, проводила время в бесконечных пробках, листала ленты соцсетей, читала ненужные новости. Я старалась через день бывать у отца. После операции он был слаб, но казалось, что ему лучше. Однако операция отсрочила неизбежное на сто восемьдесят три дня.
UPDATE:
[32]
20** год. Моего отца нет в живых, завтра мне исполнится 35 лет.
Через два с половиной года после смерти папы не станет меня. Но тогда я этого не знала. Если вы думаете, что я проклинаю наноорганизмы внутри, которые завтра убьют меня, то вы ошибаетесь. Я видела, как страдал от болей мой отец. Обезболивающее не помогало, наноорганизмы на взрослых и пожилых не действовали. Мой отец умирал в муках, рак беспощадно разъедал тело изнутри. Он стонал, плакал, терял сознание, и так по кругу трое суток. Я мечтала, чтобы это поскорее закончилось. А когда наступил конец, проклинала себя за эти мысли. Часть меня умерла вместе с ним.
Наноорганизмы подарили мне тридцать пять лет жизни без болезней. Жалею только о том, что потратила их впустую. Я пишу этот дневник для своих сыновей и для всех, кто его прочтет.
ДНЕВНИК АМИ.
Запись третья
20** год. Моему деду 71, мне 9 лет
Свою первую прививку с наноорганизмами я получила внутриутробно в марте, вторую – ровно в год, еще тридцать четыре укола нужно было получить каждый день рождения. Мне ровно девять. Я беззаботный, счастливый ребенок.
Мы часто навещали родителей отца, и один из таких дней я помню очень хорошо. Взрослые вели долгие разговоры на кухне – три голоса сплелись в единый гул, доносившийся оттуда. Иногда монотонную волну нарушал чей-то громкий смех. Мы с дедушкой сбежали в гостиную и уплетали десерт на диване возле камина. За окном ветер раскачивал высокие худые сосны, облака безликой массой двигались по небу. От этой удручающей осенней погоды чай с пирогом казался вкуснее.
– Тебе сделали прививку? – спросил он.
Я с гордостью кивнула и приподняла короткий рукав платья, демонстрируя небольшой шрамик на плече. Дед одобрительно потряс бородой и погладил место укола шершавой морщинистой рукой. Стало тепло и побежали мурашки по руке, а потом – по всему телу. Закрывая глаза, я чувствую их до сих пор.
– А ты знаешь, как они работают? – спросил дед.
