Просидев еще несколько секунд, Норт, подхватив меня, рывком поднялся, пошатнулся и с трудом удержался.
Испугавшись за него, мысленно потребовала:
«Норт, отпусти, пожалуйста».
Он опустил взгляд на меня, вопросительный, тревожный, не понимающий.
Содрогнувшись, я загнала мелькнувшую мысль как можно дальше, и повторно попросила:
«Пожалуйста, отпусти».
Норт нахмурился и хрипло спросил:
— Ты меня сейчас просишь о чем-то?
Я застыла, в ужасе глядя на него. И испуганно, теряя надежду, тихо позвала:
«Норт…»
Но оправдывая мои худшие предположения, он с отчаянием произнес:
— Я не слышу…
Глухо простонав, прижалась лбом к его груди, обхватив за плечи, судорожно вздохнула, и шепотом, напрягая надсадно заболевшее горло, попросила:
— Отпусти.
Отпустил мгновенно, словно окаменев от осознания произошедшего. На меня он не смотрел, и не посмотрел даже когда отошла на шаг. А я просто не могла его тут так оставить. Осторожно ступая по действительно холодному полу, подошла к столу, подхватила тарелку с мясом, нагрузила на нее зелени, несколько ломтей хлеба, пять ломтиков сыра и соленой рыбы, и удерживая все это одной рукой, подошла ко все еще стоящему без движения Норту, взяла его за руку и повела за собой к лестнице. Норт ускорился, забрал у меня тяжеленую тарелку, и уже покорно пошел следом.
Проходя мимо кабинета ректора увидела сидящего там лорда Веридана. Старик сидел ссутулившись, упираясь локтями в колени и глядя куда-то в никуда перед собой. Не знаю, что сказал ему Гаэр-аш, но сказанное явно потрясло целителя. Потрясло на столько, что он до сих пор в себя не пришел, и даже на нас не глянул. Норта я уверенно привела в свою комнату. Здесь правда еще кое-где на полу виднелись следы моей крови, плохо потертые похоже служанками, просто ведро с тряпкой обнаружилось у стены в коридоре в трех шагах от моей двери, но оставлять его одного я побоялась.
Едва завела его к себе, закрыла дверь, огляделась, думая, как бы его получше обустроить. Норт попытался было что-то сказать, но я безапелляционно указала ему на кровать, требуя, чтобы сел. После прошла к столику у окна, ухватилась за него и со скрипом и скрежетом протащила через половину комнаты к Норту так, чтобы тот мог поставить тарелку и поесть нормально.
И вот после этого, забравшись на кровать и поджав озябшие ноги, я сдвинула листы и книги по боевой некромантии, взяла карандаш и спешно написала молча наблюдающему за мной Дастелу:
«Поешь, пожалуйста».
После чего пододвинула ему листок.
Он посмотрел на меня, на стол, поставил тарелку, отодвинул столик от себя, и сказал мне:
— Ножки дай.
Не понимающе развела руками, указала на стол.
— Не спорь, — спокойно потребовал Норт.
Ладно, не буду. Молча села иначе, высвободив ноги. Некромант, ничего не говоря, простер ладонь над моими озябшими конечностями и предупредил:
— Не пугайся.
А испугаться было от чего — одно движение и сорвавшийся с его ладони огонь вмиг окутал мои стопы и голени, поднявшись теплым коконом до колен. Но ничего не загорелось, я не ощутила даже жара — только тепло. Нежное, мягкое, согревающее тепло, ставшего невероятным синего огня.
— Превращение завершилось, — едва слышно, и как-то обреченно произнес Норт. — Тобой инициировалось, с тобой и пришло к финалу.
Не зная, что сказать, я потянулась к блокноту, расположила на покрывале и написала:
«Но ты не стал чудовищем».
Он прочел, невесело улыбнулся и ответил:
— Я стал темным лордом, мое сокровище.
Он выпрямил ладони, и держа их перед собой, тихо повторил:
— Темным лордом…
На моих глазах его пальцы удлинились, кожа стала на тон темнее, ногти стремительно почернели, удлиняясь, сухожилия проявились отчетливее.
— Менее месяца на перестройку организма, — продолжил Норт. — Лорд Веридан сказал, что скорости моей трансформации позавидовали бы истинные. — Он поднял взгляд на меня и пояснил: — Стандартный период вхождения в силу у темных лордов — семь лет.
Я сидела, потрясенно глядя на него. — Семь лет, — Норт усмехнулся, и как-то ожесточенно добавил: — Наш король проходил перерождение пятнадцать, многократно горел сам и сжигал все вокруг, в результате половину этого срока провел в отдаленном скальном монастыре. Несколько раз он сгорал до мяса. Однажды, сойдя с ума от боли ринулся со скалы в пропасть. Выжил. Пролежал на дне ущелья около двух недель и поднялся в итоге — кровь темных дает невероятную живучесть.
Он помолчал, опустил ладони, посмотрел на мои, все так же согреваемые пламенем ноги и вновь заговорил:
— Мы с Артаном планировали на финальную стадию покорения огня перебраться в тот самый скальный монастырь. Планировалось, что путем долгих медитаций, лишений и голода, получится спровоцировать организм и ускорить процесс. Планировалось…
Он судорожно вздохнул, и как-то отрешенно сообщил:
— Я сгорел там, держа на руках твое окровавленное тело и слыша, как из израненных легких вырывается твой последний вздох. Артан… не знаю. Подозреваю, что так же, только сначала смотался за лордом Вериданом.
Помолчав еще немного, Норт совсем тихо произнес:
— По словам лорда Веридана, нам неимоверно повезло, Артану меньше, его перестройка организма едва не добила, мне больше — все прошло практически безболезненно, но знаешь, — он посмотрел в мои глаза и выдохнул: — Я предпочел бы пятнадцать лет сгорать заживо, чем один раз видеть, как ты гибнешь.
В смятении опустила взгляд, затем вновь взглянула на продолжающего смотреть на меня Норта. Открыла было рот, совершенно забыв, что не могу говорить, закрыла. Не выдержав, пододвинулась к парню и просто обняла его, не зная, чем еще его можно поддержать. Вообще не зная, что делать, и как передать, что мне жаль… мне так искренне жаль, что им всем пришлось переживать. Что все это произошло… Что погибли те трое парней, которых сделали моим орудием убийства… Что Ташши пострадал… Что…
— Кхм, кхм, — раздалось вдруг совсем рядом.
Я вздрогнула, отстранилась от Норта и удивленно посмотрела, на стоящего в моей комнате лорда-отступника. Призрачного, полупрозрачного, но вполне реального.
— Так, деточка, — начал он, оглядев меня с головы до ног, — первое правило ученицы вечных — никаких интимных отношений до двадцати пяти лет. Тебе двадцать пять есть?
Я отрицательно покачала головой. Норт, осознав, что происходит что-то странное, напряженно спросил:
— Риа, в чем дело?
Сказать ему я не могла, поэтому торопливо взяв листок и карандаш, написала:
