Марина, успев раздеться, теребила его, расстегивая пуговицы на армейской рубашке, ремень на брюках. Глаз он открыть уже не мог, как и поднять тяжелую голову.
– Оставь, – попросил он почти жалобно. – Я потом, сам… – он вытянул руку, потянул Марину к себе, заставляя ее лечь рядом, обхватил, прижался сзади и наконец-то заснул, чувствуя себя счастливейшим человеком в мире.
Марина
Я боялась закрыть глаза.
В спальне горел свет, Люк дышал мне в затылок, было жарко и неудобно – но я улыбалась, прижимаясь к нему сильнее, и не могла заснуть. Мне было страшно, что потом проснусь – а его нет. И все это мне привиделось.
Поэтому я таращилась в раскрытое окно, гладила его руки, обнимающие меня, и вспоминала все, что случилось сегодня. С самого утра, когда меня разбудил Мартин, с моего отчаяния, надежды, с удивительной усыпальницы первого Инландера и всего, что произошло в ней, – и до вечера, когда я уже места себе не находила, ожидая мужа.
После того как он улетел к фортам, я успела и поговорить с Берни: он ждал, пока я провожу Мартина с Викторией, – и позвонить леди Лотте. Они с Ритой уже направлялись к Вейну, и свекровь шептала мне в трубку: «Не могу поверить, пока не увижу, Марина… это правда, правда ведь?» Успела получить выговор от доктора Кастера, напрочь запретившего мне что-то делать в лазарете, отдать камни от сестер Леймину, написав подробную инструкцию о том, как вызывать огнедухов. Позвонила наконец-то Василине, и мы проговорили час, не меньше, а затем столько же с Полиной: пережитого, начиная с разбившегося листолета, было так много, что мне отчаянно нужно было с кем-то им поделиться, а слова словно закрепляли реальность.
Василина, узнав о том, что я научилась подпитываться от огня, и услышав мой пересказ истории Энтери о Седрике, проговорила:
– Я обязательно занесу это в свои записи, Марина. Но как же обидно, что мы собираем важнейшую информацию по крохам.
– Это лучше, чем ничего, – улыбнулась я.
– Да, будет что передать детям, – согласилась она. – Если мир не рухнет, конечно.
– Не рухнет, – сказала я уверенно. Разве мог он рухнуть, когда ко мне вернулся Люк?
Она засмеялась.
– Понимаю. Мне бы тоже все было нипочем, Мариш.
Поговорила и с отцом, и с Каролинкой – в ее случае о своих переживаниях и обидах болтала она, и это тоже помогло отвлечься. А остаток дня я провела со свекровью, Ритой и Бернардом. Мы вчетвером ждали Люка, говорили о нем, то и дело поворачиваясь к окнам, и в глазах каждого я видела тот же страх, что снедал сейчас меня, – что все это нереально, иллюзия, и мой муж не вернется.
Но Люк вернулся.
Он дернулся за моей спиной, сжал, тяжело дыша – и тут же расслабился, дыхание его выровнялось. Я заморгала часто-часто: в глазах расплывалось. Взяла его руку, на которой был надет брачный браслет, прижала к губам – от пальцев пахло табаком и озоном.
– Я люблю тебя, – прошептала в ладонь. – Люблю, люблю, люблю, Люк… люблю, люблю, люблю…
Люк снова пошевелился, что-то пробормотав хриплое и жаркое, и без лишних сантиментов умостил руку мне на грудь. Удовлетворенно хмыкнул и снова ровно задышал.
Я тихо засмеялась, изворачиваясь и кое-как натягивая на себя одеяло. Одного простого земного движения хватило, чтобы испарились все страхи, – и стоило закрыть глаза, как я тоже сладко и спокойно заснула.
Так хорошо мне давно не спалось. Я проснулась от шевеления за спиной, с наслаждением потянулась и повернулась на другой бок, не выбираясь из-под одеяла: вчера я не успела надеть сорочку и спала голышом. Было тепло, сонно и бесконечно легко. Лицо Люка оказалось очень близко: он смотрел на меня, голубоглазый, помятый, пятнистый и клочковатый, и кривил губы в улыбке, которую я обожала.
– Привет, – прошептала я, чувствуя, как сильнее стучит сердце. Потянулась, поцеловала его в нос, затем в губы. – Без тебя мне очень плохо спится, Люк.
– Я без тебя вообще умираю, – с хриплой иронией ответил он, и я не удержалась – тихо засмеялась, хотя сердце на мгновение сжало старым страхом.
– Как ты себя чувствуешь? – я потеребила ворот военной рубашки, которую не смогла расстегнуть вчера, погладила его по щеке.
– Живым. – Он поймал мои пальцы губами, зажмурился, и я чуть не расплакалась, разглядывая его блаженное выражение лица. – Боги, детка, как же я соскучился по этому.
– По чему, Люк? – спросила я сипло, незаметно вытирая повлажневшие глаза.
– По твоим рукам, Марина. И нежности, – он все еще жмурился и довольно поводил плечами от моих поглаживаний. – И тебе.
Я не выдержала – прижалась к его груди, тоже закрывая глаза.
– Ты только никогда больше не оставляй меня одну, – попросила я жалобно и едва слышно. – Я бываю невыносима, Люк… особенно когда мне больно, страшно и обидно. Чтобы я ни говорила, как бы ни вела себя, не уходи, прошу. Я попытаюсь, научусь… может, не сразу, иногда я просто не в состоянии остановить себя. Но я поняла, что когда бьешь того, кого любишь, рано или поздно попадаешь по себе…
– Детка, – сказал он хрипло мне в волосы, – прекрати. Когда ты такая виноватая, я пугаюсь больше, чем когда ты меня кусаешь. Тем более что виноват только я.
Я неуверенно улыбнулась, слушая, как стучит его сердце.
– Я тебя сильно потрепала, да?
– Угу, – усмехнулся он, согревая мою макушку теплом. – Но я наслаждался каждым моментом, Марина. Когда ты злишься, ты невероятно хороша.
Я фыркнула и легко прикусила ему кожу.
– И когда не злишься, тоже, – исправился Люк и отодвинулся, осматривая меня сверху донизу. И почти сразу замер.
Я захихикала – такой ошарашенный был у него вид.
– Что там, Люк? – заговорщически поинтересовалась я у его лба.
Он осторожно погладил мою грудь.
– Они увеличились, да, – подсказала я, улыбаясь. – Да я и сама могу увеличиться. У меня мама всегда полнела в беременность.
– Забавно будет посмотреть на тебя в теле. – Муж сполз вниз, вжался губами куда-то над соском и снова зажмурился. – Мне, признаться, нравился и предыдущий вариант. – Он помотал головой, с удовольствием коснулся груди языком и, потянувшись ко мне, пробормотал в губы: – Но и этот ничего. Пожалуй, при некоторых усилиях я привыкну и к нему.
Некоторое время мы увлеченно целовались, и плевать мне сейчас было на нечищенные зубы и нашу общую потрепанность. Все вставало на свои места, мы наконец-то были по-настоящему вместе и близки и доказывали это друг другу с такой жадностью, что не хватало дыхания.
– А ты не растерял навык, – прошептала я разнеженно, когда мы наконец-то оторвались друг от друга. Я лежала на спине, улыбаясь в потолок, а Люк, опираясь на локоть, вел пальцами по моей коже от шеи вниз. Снова замер.
