Он снова задвигался, держа глаза закрытыми. Продолжал сжимать руки Ани над ее же головой, меняя характер, настроение, темп. Прижимаясь своими открытыми губами к ее, смешивая дыхания, дразня языком… Слыша, что Аня реагирует. Ей нравится. Она любит быть в его власти. Любит быть ограниченной им. Когда он приказывает любит. Когда сам решает, как будет сейчас.
И только поэтому это все есть. Потому что она любит. Но если бы она была с другим… Если бы ее мать вышла на другого… Урода и циника… Ее бы никто не спрашивал.
— Не пей таблетки больше. Если хочешь — не пей. Я готов.
Корней сказал, прижимаясь губами к ее виску. Отпуская девичьи запястья и себя. Чувствуя, что она скользит руками по груди, обхватывает его бока, впивается ногтями. Стонет. Движется. Ничего не отвечает, но ясно, что услышала.
А он… Ему просто страшно, что она могла быть с другим. Что ее могли другому продать. Что каждое сказанное им слово могло быть правдой. И что Анфису это не остановило.
* * *
Аня проснулась, почувствовав, что тянет холодом. Попыталась закутаться в одеяло получше, но не смогла — доступный угол и так был наброшен на нее максимально. Пришлось открывать глаза, пытаться понять, почему она посреди кровати голая. За окном светло. Корнея нет.
Вспомнила… Почувствовала, что в животе становится жарко, губы тянутся в улыбку…
Она не поняла, что с ним случилось. Почему он был таким напористым. Почему набросился. Почему спрашивал то, что спрашивал. Почему говорил то, что говорил.
Как всегда, она просто позволяла ему… И плавилась сама. От действий и слов. Даже не понимая причин и мотивов, не сомневалась, что все это — от переизбытка чувств. Его чувств к ней.
К просто прохладе примешался запах сигаретного дыма. Аня нахмурилась, села в кровати. Спустила ноги, подняла с пола сдернутые в порыве страсти вещи, надела…
Выглянула в коридор. Поняла, что Корней стоит на балконе и курит. Босой. Без футболки даже. Дверь нараспашку. Окно нараспашку. Дымит, дурачок. Случилось что-то…
И от мыслей, что может заставить его так нервничать, по Аниной коже толпой мурашки. Но им нельзя давать волю. Сначала нужно вернуться в спальню, натянуть на ноги носки, достать из комода его свитер, беззвучно подойти к открытой двери…
Корней оглянулся только когда Аня набросила на его голые плечи свитер. Обняла со спины, прижалась ухом к ткани, закрыла глаза.
С трепетом почувствовала, что он кладет свою ладонь на ее руки, гладит… Ласково…
— Скажи мне, что произошло? Что не так? Я что-то сделала? Пожалуйста, скажи. Я исправлю…
Аня шептала, прося совершенно искренне. Меньше всего хотела, чтобы между ними хоть что-то встало. Готова была исправить все, что-угодно. Понять. Принять. Сделать.
Вот только Корней не спешил.
Сначала оглянулся, но видеть ее лицо все равно не мог. Потушил сигарету, заставил обойти себя, не заботясь о том, что свитер соскальзывает со спины. Обнял сам, прижался губами к виску. Обволок табачным дыханием…
— Ты ничего не сделала. Все уже хорошо. Завтра будет замечательно.
— А что случилось? Скажи мне… Я волнуюсь… Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Я хочу помочь…
Аня чувствовала, что Корней напряжен. Воспринимала тишину спокойно — он думает. Он не может так сходу решиться рассказывать. Ему надо сначала взвесить. Стоит ли вообще. И каждое слово.
Он вздыхает, отрывается от виска, позволяет и ей вскинуть голову, встретиться взглядами.
Смотрит долго. Уже спокойно. Не так, как по возвращению. Не так, как утром, когда уезжал. И вчера…
— Некоторые люди — моральные уроды, Аня. Имеешь с ними дело, а чувствуешь себя… Как в говне искупался…
Корней сказал, Аня скривилась. Потому что ей не хотелось, чтобы он имел дело с такими людьми. Только вот… Как уберечь? Разве что успокоить потом. Своей любовью укутать. Надежней, чем свитером. Так, чтобы не соскользнула…
— Ты можешь больше не иметь с ними дела? — Аня спросила, глядя в карие глаза. Зная, что углубляться не нужно. Он сказал все, что хотел. Больше не станет.
Сначала моргнул, потом произнес:
— Могу.
— Значит, все… Все хорошо. Их больше просто нет. Договорились? Уродов больше нет. Есть мы. Я есть…
— Спасибо, зайка. За то, что ты есть.
Корней поцеловал Аню в лоб. Она зарделась. Привстала на цыпочки, обняла сильнее, в шею вжалась…
— Пока рано, наверное, Корней…
Сказала тихо, затаившись. Понимая, что ему снова нужно будет время, чтобы вспомнить…
— Почему рано, Ань? — но он вспоминает. Спрашивает… Тянется за новой сигаретой… Аня чувствует это и хочет упредить, но держится. Завтра будет замечательно. А сегодня она еще потерпит.
— Потому что у нас планы… У тебя планы… Лондон. Полтора года. Мне доучиться надо…
— Я тебе куплю диплом. Скажешь, какой хочешь…
Услышала, замерла. Ушам не поверила. Оторвалась, заглянула в лицо…
Непроницаемое. Спокойное. Он смотрел перед собой на город. Он не шутил. Ее Корней, который терпеть не может читерство, не шутил…
— В смысле? — глянул мельком, поймав ее практически испуганный взгляд. Плечами повел. Сделал затяжку, выдохнул дым, струсил пепел…
— Мы же оба знаем, Ань, что все это — больше для меня. Планы. Лондон. Полтора года. Хочешь детей — давай детей.
— Корней… — Аня снова улыбнулась. Но это было скорее нервное, чем счастливое. Она видела, что его снова начинает штормить. Не хотела этого. Но и откреститься от понимания, что сейчас он говорит не столько продуманно, сколько импульсивно, не могла.
Когда-то ведь Корней сказал, что если не думает она — думать будет он. Сейчас, кажется, ее очередь притормаживать.
— Давай мы завтра обсудим, хорошо? Ты успокоишься. Мы сядем…
— Я хорошо подумал, Аня. Завтра ждать мне не надо. Если ты готова — не пей таблетки. И все. Сходим в ЗАГС. Распишемся. Сделаем малого. Будешь нянчиться. Мы же оба знаем, что тебе нахер не нужен ни Лондон, ни Школа. И ССК нахер не нужно. Для меня не надо стараться. Я свой выбор сделал. Ты можешь не сомневаться. Я всегда тебя обеспечу. Защищу. Тебя и детей. Просто будь счастлива. Пожалуйста. Со мной.
От переизбытка чувств у Ани закончились слова. Она снова обняла. Прокручивала в голове. Чувствовала, что по коже мурашки… Но не от холода.
— Можно мне немного времени? — Аня спросила, жмурясь… Почему-то боялась получить ответ. Одновременно оба варианта. Хотела и чтобы он запретил сомневаться… И чтобы дал прийти к решению самой. Девочке, которая так боялась всю жизнь быть брошенной.
— Сколько нужно. Это тоже решаешь ты. Просто знай, что я готов. Забей на планы. Реши, как хочешь ты.
