Ей очень нужно было, чтобы он просто кивнул. Кивнул и отпустил. Только вот…
Он встал, обошел стол, чувствуя ее дрожь, настоял на том, чтобы развернулась…
Уперся руками в стол, отрезая выходы. Стоял, смотрел, бегал глазами по лицу… Что-то пытался найти будто… Пытался и не мог…
Ане стало еще больней, потому что… Она почувствовала то, что чувствует он. Отчаянное понимание. Безнадежности. Конца.
Снова попыталась улыбнуться. Снова попыталась успокоить дрожь. Попыталась найти те слова, которые нужны сейчас ему. Хотя бы ему сейчас помогут.
— Ты не виноват. Просто… Самые любимые делают больнее всего. Ты в этом не виноват. Я же сама… Этого хотела, получается…
Сказала, смотрела на него, будто бы не способного воспринять, переварить, осмыслить…
— Я пытаюсь понять, что мне сделать. И не могу, Аня. Помоги мне. Я понимаю, что что я ни купи, что ни скажи, что ни пообещай… Ты же не сможешь больше…
— Нужно время… — Аня говорила то, во что сама не верила. Но сейчас это было не важно. Важно, чтобы поверил он. Да только… Он снова смотрит в лицо… Бегает взглядом… Будто в панике…
— Поехали в Рим. Вдвоем. На неделю. Там никого не будет. Только мы. Я не трону тебя пальцем. Пока не позволишь — не трону. Буду другом. Просто рядом. Мне этого будет достаточно. Я не могу без тебя. Мне надо, чтобы ты меня простила. Мне надо, чтобы мы разобрались. Очень надо.
Говорит, цепляясь за то, что ее губы почему-то вздрагивают улыбкой. Видно, что он не чувствует закономерности. Почему именно сейчас. Почему именно улыбка. Видно, что он ее не чувствует. И снова бежит к глазам. И снова паника.
— Нет. Я собиралась встречать Новый год с бабушкой. Обещала. Ты хотел поехать домой. В Днепр. Мы же говорили уже… — Аня пытается вернуть в реальность. Туда, где он привык жить. Туда, где жил до нее. Туда, где ориентируется. Только вот… Он туда больше не хочет.
— Да в задницу Днепр, Аня. В задницу. Пожалуйста. Я дурею. Я делаю глупости. Я убиваю — себя и тебя. Я боюсь тебя потерять. Что уже потерял боюсь. Ты будто сквозь пальцы проскальзываешь. Вот сейчас… Сидишь… Смотришь… А я тебя не чувствую. Это страшно… — Корней говорил, скользя взглядом по лицу, но не выдержал, зажмурился, опуская тяжелую голову на плечо. Не мог не ощущать, что Аня дрожит. И как дыхание участилось тоже не ощущать не мог. И что всхлипнула… Вжался сильней. Лбом в плечо. Пальцами в столешницу… — Ань… Я люблю тебя. Мы все испортили. Я все испортил. Это слишком больно, я знаю. Но я люблю тебя. Я не знаю, что мне делать. Не знаю. Ты ответственна за чувства, Аня. Скажи. Как нам спастись? Мы можем спастись?
Они молчали. Они не знали. Им было больно. Они в безысходности.
Он обошел стол, но стена пришла с ним. Обтекла силуэты. Разделила. Не пустила.
Аня слышала шумное мужское дыхание. Чувствовала сумасшедшее сердцебиение, пульсирующее венкой на виске. Он никогда не был слабым. Никогда не был так близок к тому, чтобы оказаться уничтоженным. Собой же. Он не зря так долго и упорно ограждался от нее. Потому что там, на глубине, под коркой… Очень много отчаянной страсти. Бездонной любви. Бескрайней жестокости. Таким, как он, любить действительно опасно.
Таких, как он, любить страшно. Потому что стены, которые возводят они — не разбить ни кулаками, ни лбом. Никак не разбить. Только… Позволить просочиться любви в поры… В дыры, которые есть везде…
А из нее ведь не успела вытечь вся…
— Не пускай меня, пожалуйста… — дрожащие девичьи руки обняли шею, сжали с силой, дрожащее же тело стало еще ближе, а всхлипы громче. — Пожалуйста, не пускай… Я не хочу сквозь пальцы…
Ей было очень больно, но она его прощала.
* * *
— Алина, скажи мне честно…
— Что, детка?
Девушки сидели в одном из кафе городского центра. Ради приличия заказали каждая по кофе, но жадно не набрасывались. Тянули неспешно через соломинки, смотрели друг на друга… Обходили тему, которая… Обе ведь понимали, зачем встретились. Почему именно сегодня. В обед, на следующий день.
Но как-то сходу в лоб… Аня не могла.
Сначала на общие темы. Сначала так, будто вечернего инцидента не было. Да только ей надо было знать, как это выглядело со стороны. Поэтому тянуть до бесконечности было бессмысленно.
Аня оторвала взгляд от окна, за которым украшенный бликующими гирляндами ЦУМ, перевела на Алину… Которой будто бы уже неловко…
— Это правда выглядело ужасно? — Аня спросила, осознавая, что готова услышать «да». И даже не скривилась, когда подруга кивнула, опуская взгляд на блюдце с конфетой, ведя по каемке пальцем, улыбаясь неловко, извинительно будто…
— Так нельзя себя вести, детка. Если любишь человека — нельзя. Ни в коем случае нельзя. Он… Он тебе что-то сказал?
Посмотрела в Анины глаза, продолжая улыбаться мягко. Видно было, что попытайся Аня пресечь — настаивать не станет. Не из любопытства спрашивает. А чтобы… Поддержать, узнав, что исход закономерен…
— Сказал, — Аня кивнула, на секунду снова переводя взгляд за окно, а потом на подругу. — Что это было унизительно. Что непозволительно. Что… — Аня вздохнула… — Мы все испортили, Алин. Из-за моих глупых недомолвок. Так… По-идиотски… — Нахмурилась, заново переживая вчерашний вечер, эту ночь, утро…
Корней остался дома. Брал билеты, занимался поездкой. Она… Поняла, что ей нужно поговорить с подругой. Получить честный взгляд со стороны. Убедиться в том, что и сама понимала, конечно же.
— Вы больше не…? — осознавая, что следующим вопросом может сделать слишком больно, Алина не договорила. — Он тебя выгнал?
— Нет. Не выгнал. Мы… — Аня ответила ровно, пожимая плечами. — Мы поговорили. Представляешь, оказывается… Надо было поговорить просто…
Усмехнулась совсем не весело, отпила полуостывший кофе. Посмотрела на немного встревоженную Алину…
— Не переживай за меня. За нас не переживай. Мы… Справимся. Я только не знаю, что мне делать, чтобы… Все же думают теперь, что я с Денисом у него за спиной… Точнее перед глазами даже… Стыд такой…
Аня мотнула головой, чувствуя, как к щекам приливает жар. Жалела о своем поступке немыслимо. Могла бы — отмотала назад время. Все бы поменяла. С самого начала. Просто все. Попросила бы взять с собой в Днепр. Заставила бы себя смириться с тем, что он может не хотеть. Объяснила бы, почему ей важно, чтобы он с ней и с бабушкой. Не артачилась бы на корпоративе. Все бы поменяла. Одно оставила — их общее хрупкое. То, что практически сломали. То, что теперь так сложно будет чинить. Забывать слова. Прощать поступки. Двигаться дальше. Напоминать друг другу, зачем все это.
— Я бы тебе посоветовала что-то, Ань, но и сама не знаю, как поступила бы. Честно… Ты просто не делай так больше, наверное. Если ценишь. А ты же ценишь его, правда? Я как Олесю вспомню, мне даже больно за него…
